— Довольно кавалерствовать, а? — Паша́ иезуитски мягко улыбнулся и медлительно, с присущим ему достоинством, которым он прикрывал свое нетерпение, стал отвязывать канат. Джито, быстро приготовив мотор к запуску, стал всматриваться в матовое небо. «Резкий» дул низко над морем. Пока он не прекратится, боры не будет, но все же этот тусклый день весьма сомнителен.
— Бояться нечего, — сказал Паша́ и занес ногу через борт.
В эту минуту за спиной у него послышался голос запыхавшегося от бега Доско. Паше́ стало неприятно — он не любил «недотеп», которые лишь играют в моряков, в то время как у него в кармане ни гроша. Они лишь мешают своими трусливыми движениями, во время лова лезут в самые неподходящие места, дрейф укачивает их, и совсем не в пору приходится их высаживать на Большом острове, а самое главное — чересчур много расспрашивают. Приходится обходиться с ними учтиво, любезно отвечать и в то же время напряженно работать. Впрочем Доско был ему симпатичен, они давно дружили, и Паша́ помог ему сойти в лодку с одной из тех своих улыбок — добродушных и благородных, которые многие считали чистым притворством, хотя в сущности они были вполне искренними. Дело в том, что его деликатная душа находилась под семью замками, и доступа к ней не имел никто, в том числе и сам Паша́, ибо он не очень-то любил оставаться с ней наедине, не испытывая от этого особого удовольствия — при прикосновении она рыдала.
«Доско опоздал на два часа, — подумал Джито, — но от судьбы своей не ушел». Тут он вспомнил, что жене его снился очень страшный сон, правда с хорошим концом, но тотчас забыл об этом, так как Паша́ уже отвалил от причала и пора было действовать.
Когда они повернули между островом, где была военная база, и Красным маяком, одиноко стоявшим посреди залива, барба Аслани замахал им руками, но никто не обратил на него внимания, никто не пошевелился. «Поди, крючков вздумает попросить, — решил про себя Джито. — Интересный человек, это среди моря-то!» И когда они уже были далеко от одноногого, когда собирались снова повернуть — на этот раз вдоль самого острова, он упрекнул себя: «Все же мы приятели, нужно было подойти. Может, человек остался вовсе без крючков — морские ласточки ломают их, как зубочистки». И Джито дал себе слово больше так не поступать.
«А что, если барба Аслани хотел предупредить нас, чтобы мы воротились?» — обожгла его тревожная мысль, но он отмахнулся от нее и снова ухватился за руль.
Джито ожидал, что в проливе между городком и Большим островом их встретит сильное волнение, поднятое «резким». Действительно, волна была, но не особенно большая, и тяжелая лодка без усилий рассекала ее, пробиваясь вперед, к пасмурному северному горизонту.
Паша́ приготовил самолов, Доско помогал ему, чем мог. Джито, развалясь, сидел за рулем и чуть ли не с мальчишеским удовольствием вел лодку, скорее — предоставлял ей везти себя. Душа его, освобожденная от сомнений, была спокойна и радовалась гостеприимному морю.
Лодок не было видно. Наверно, они находились за северо-восточным мысом Большого острова — скалистого островка, убежища морских птиц. Катая курортников, Джито любил повторять: «Здесь меня и зароют. Здесь будет моя могила». Храбрые материковые жители вдруг мрачнели и с натянутой улыбкой, с непонятным суеверным трепетом поглядывали на голую зазубренную скалу.
Они приблизились к островку, как вдруг из-за него выскочила легкая синяя лодка, принадлежавшая двум братьям, похожим друг на друга, как близнецы. Паша́ жестами спросил их, клюет ли ставрида, они же, кивнув на рассеявшиеся дальше к северу лодки, продолжали проворно грести, словно спасаясь бегством. Люди они были пожилые, рассчитывали только на силу своих рук и никаких моторов не признавали.
— Нету рыбы, — сказал Паша́ и выжидательно взглянул на своего напарника.
— Что будем делать? — крикнул Джито, стараясь покрыть шум мотора.
Вообще они всегда разговаривали таким образом: мотор работал на высоких оборотах и громко тарахтел.
— Что решишь, — равнодушно ответил Паша́.
В сущности это означало: «Валяй дальше. Рыбу откроем».
Тень какого-то сомнения, совсем неосознанного, промелькнула в голове Джито, но он вступил в игру, и совесть не позволяла ему налечь на руль и повернуть лодку обратно. Должен же Паша́ заработать деньжат. Паша́ ведь тоже человек, ради «пары рыбешок» он идет на риск, и Джито не имеет права лишить его возможности показаться вечером в казино, вернее — возможности почувствовать себя равноправным членом общества. Может быть, у братьев просто-напросто какое-нибудь срочное дело.