— Может, Быкова, Абрамова или Тендрякова дали? — сказал он Люсе, принявшись рассматривать «Новый мир». — Хорошие писатели. Честные, социальные… Говорят, Твардовский, редактор этого журнала, терпеть не может конъюнктурщиков…
— Леша, пляши — тебе письмо, — сообщила жена.
— Где?
— В «Комсомолке» лежало.
— От его превосходительства — Всеволода Сергеевича.
Алексей сел на диван, углубился в чтение.
«Дорогой Леша!
Прочел вашу статью в «Докладах Академии», — делился Серебровский. — Поздравляю с первой серьезной публикацией. Хотя я уже знаком с предварительным вариантом, но все равно было небезынтересно еще раз прочитать о новой форме тюленя, проследить за взволнованным изложением вопроса, наблюдать борьбу чувств, муки научного поиска. Вы делитесь сомнениями, и это превосходно. Без сомнений не познать истины.
Вам, Леша, известно, что в свое время я тоже выдвигал гипотезу о наличии достаточно ощутимой разницы между различными популяциями ларг. Я все намеревался проверить правильность своего прогноза, но у меня руки не дошли до этого. Мне становится труднее поспевать за ритмом жизни. Что делать — годы не те…»
«И это пишет Серебровский!» — удивился Алексей. Он знает его как очень подвижного человека. Вроде невысокий, щуплый на вид, а столько энергии: всегда в движении, превосходно поет, мастерски ухаживает за женщинами. Прошлой весной, несмотря на свои годы, выходил с Косыгиным в экспедицию, изучал ларг. Известный ученый, он был прост в обращении, ел со всеми «из одного котелка», не гнушался самой «черной» работы.
«И вот тебе: «Намеревался проверить… Руки не дошли… Годы не те…» Что это? — недоумевал Алексей. — Шутить изволит или действительно «сдает» старик?..»
Белкин перевернул листок, перед его глазами снова замелькали остроконечные буквы.
«В своем письме вы спрашиваете, надо ли писать новые статьи для более полного представления об островной форме. Конечно же, надо! Тут все — ново, все — интересно. Тут глаза разбегаются.
Но вы сообщаете, что уже работаете над диссертацией об островном. Знаете, Алеша, ведь у вас имеется работа поважнее. Неужели вы забыли о Договоре, который заключен между ТИНРО и Зоологическим институтом? Если для диссертации возьмете одну из тем Договора, скорее «выйдете в люди».
Поверьте, советую вам совершенно искренне. Доверьтесь опыту человека, который прошел в науке «сквозь огонь, воду и медные трубы».
А если не хватит благоразумия поступить именно так, как советую, не ручаюсь за ваш успех. Я все-таки полагаю, что созданный вашей фантазией тюлень — не что иное, как ларга. Проверьте при случае все ваши данные еще и еще раз. Не торопитесь чрезмерно — у вас и так хороший тонус».
«Конечно, у каждого ученого должен быть прежде всего трезвый разум, — размышлял Алексей. — А сердце? Оно должно быть горячим и страстным, как у поэта… У Серебровского же холодное сердце, коли советует быть «благоразумным». «Проверьте при случае… Сравните…» Нет, островной — не плод фантазии и, конечно же, не ларга. Нет, не ларга!..»
Белкин отлично помнил выступление Серебровского на Ленинградском совещании биологов: «Целесообразно в первую очередь форсировать промысел ларги — запасы ее на Дальнем Востоке предостаточны…» Он понимал, какая опасность грозит островному. Если ему, Алексею Белкину, не удастся доказать, что черный курильский тюлень — не разновидность ларги, то его могут просто-напросто уничтожить. Точно так же, как в свое время истребили вест-индийского тюленя-монаха или почти полностью — его европейского сородича и северного морского слона.
«Не бывать этому! — решил для себя Алексей, вышагивая по комнате. — Еще раз «проверю», «сравню», но вам докажу, уважаемый Всеволод Сергеевич, что мой тюлень — не ларга. Я не дам его уничтожить! Добьюсь, чтобы на островного был категорически запрещен отстрел — с любой целью, кроме научной. Я сделаю все для этого!.. Кстати, и случай скоро представится: в июне — новая экспедиция».
И, перестав ходить по комнате, поспешил на кухню, где жена готовила глазунью.
— Люся, я ухожу, — тихо сообщил он.
— Куда уходишь?
— В море.
— Перестань разыгрывать.
— Правда, ухожу в море.
— Ты не сошел сума? У тебя — диссертация. А потом — я…
— От того, что я еще раз схожу в экспедицию, диссертация станет только убедительней. А ты у меня умница — все сама прекрасно понимаешь: если ухожу в море, значит надо… Помнишь у Маяковского: «Ведь если звезды зажигают — значит, это кому-нибудь нужно?»