Нет, не то чтобы Александр Антонович был так уж бессердечен к Pauline. Вовсе нет, и даже Pauline он любил. «Ну как не любить, подруга и спутница жизни». Но уж очень дорожил Александр Антонович своей, если честно сказать, холостяцкой свободою. Это и было (в чем бы и самому себе не признался) истинною причиной нежелания переехать к Pauline, а потом — и причиною постоянных побегов, а обычаи, приличия и даже ностальгия были только предлогом.
«Да-с, подруга и спутница, — соглашался Александр Антонович, — но личное счастье не должно препятствовать пользе Отечества. Ведь, в конце концов, у меня занятия, миссия, долг».
Род занятий Александра Антоновича отнюдь не определялся профессией: по профессии он был учителем. Он преподавал в средней школе французский язык. Сам по себе предмет и приятный и полезный, — но Александр Антонович детям не доверял. Внедряя свой предмет в юные умы, был отечески строг и за строгость стяжал себе кличку «полковник». Этой кличкой гордился.
— Нет, — говорил Александр Антонович, — c’est une proftssion de moi, mais je aine profession de foi, — любил изобретать французские каламбуры.
Свою же profession de foi, миссию, долг, Александр Антонович видел в том, чтобы целыми днями бродить по Северной столице, разыскивая следы ее былого величия, причем следами величия в равной мере могли оказаться и какая-нибудь ветхая деревянная галерейка, и врытая в землю у ворот старинная пушка, и даже засохшее дерево. В поисках величия шнырял он по замызганным лестницам, дергал ручки дверных колокольчиков, приводя в неистовую ярость не принимавших его объяснений жильцов; даже в окна заглядывал Александр Антонович, надеясь увидеть какую-нибудь неучтенную древность. Шарахались обитатели бельэтажа, когда среди спокойной семейной трапезы в окне появлялось длинное, строгое, даже, пожалуй, непреклонное лицо. Александр Антонович не смущался, он орлиным взглядом окидывал комнату и, если что-либо привлекало его внимание, доставал лорнет или театральный бинокль, смотря по отдаленности предмета, и сосредоточенно рассматривал заинтересовавшую его подробность. Люди, вместе с их приватною жизнью и внезапно смятенными чувствами, его не интересовали. Эти граждане не имели ампирных очертаний и в сферу внимания не попадали. Рассмотрев то, что его интересовало, Александр Антонович прятал лорнет, и длинное лицо из окна исчезало. Можно представить, какой поднимался переполох, как начинали думать да гадать, что бы все это значило; как на ночь во всех дверях, внешних и внутренних, на все обороты защелкивались стальные замки, и мирные обыватели еще долго просыпались и вздрагивали от каждого шороха по ночам.
Судьба встревоженных Александром Антоновичем граждан Александра Антоновича не волновала. Спрыгнув с окна, он отрясал мел с панталон и отправлялся далее исполнять свой долг перед историей и Отечеством. Вот так, в момент исполнения долга и познакомился однажды Александр Антонович со своей будущей спутницей жизни. Эта встреча случилась на лестнице одного из петербургских домов, где в этот момент Александр Антонович изучал дверную медную ручку. Дверь отворилась — в дверях стояла девица.
— Что вам здесь нужно? — недовольно спросила jeune personne.
— Видите ли, mademoiselle, — начал смешавшийся Александр Антонович и понял, что навеки погиб. На груди у незнакомой девицы сверкала ампирная брошь. Мало того, черные волосы некрасивой в общем-то барышни были разделены посередине пробором и расходились в ампирной прическе, закрывая девичьи уши. Александр Антонович протянул руку вперед и пальцем потрогал ампирную брошь. Барышня в испуге отпрянула и завизжала.
— Ohe, mille pardon, mademoiselle! — вскричал Александр Антонович, ему захотелось всегда приходить в этот дом, всегда нажимать медную ручку, всегда трогать эту ампирную брошь, Александр Антонович, что называется, врезался с первого взгляда.
— Mille pardon, mademoiselle, но умоляю, выслушайте меня.
Так состоялось знакомство.
Pauline училась в университете, изучала там шведский язык. Александр Антонович надеялся со временем приобщить ее также к французскому языку и, если удастся, к латыни. Для осуществления этого плана носил ей гвоздику. Через полгода состоялась петербургская свадьба.
Но, увы, не оправдались надежды Александра Антоновича: не стала Pauline изучать французский язык, а латынь тем более — параллельно шведскому в университете изучала английский. Александр Антонович в принципе не имел ничего против английского языка — в конце концов, в ампире существовали и англоманы, — но Pauline не интересовалась ампиром. Pauline оказалась на редкость самостоятельной особой: упорно занималась она своей Скандинавией, ходила на какие-то подозрительные спектакли, слушала варварскую музыку, и однажды она совершила такое, что Александр Антонович навсегда погрузился в себя: Pauline предстала перед Александром Антоновичем в джинсах.