Александр Антонович искоса взглянул на Колю и от удовольствия зажмурился:
— Но это же прекрасно, Николай Николаевич! — воскликнул вдруг Александр Антонович.
— Что — прекрасно? — очнулся Коля.
— «В морозную Сибирь», — воскликнул Александр Антонович, живо представив Николая Николаевича в кибитке и с фельдъегерем, — в «морозную Сибирь», ну там... «Фельдъегеря»... с «запятнаным гербом»... Я имею в виду стихи, — схитрил Александр Антонович.
— А-а! Стихи? Да-да.
Александр Антонович посмотрел на Колю встревоженно.
— А что? Так допекает вас этот квартальный? Хм!
Александр Антонович подумал немного и, выпятив грудь, произнес:
— Я с вами пойду, друг мой. Целиком на меня положитесь, — и решительно зашагал впереди Николая Николаевича. Мы поставим жандарма на место, — грозился Александр Антонович, — мы внушим ему должное уважение к артисту...
Однако по мере приближения к штабу дружины следы Александра Антоновича стали вычерчивать все более и более четкую синусоиду. Коля не без иронии посмотрел на своего не вполне адекватного друга и предложил:
— Знаете что, Александр Антонович, давайте все же я пойду к участковому один, а то странно как-то, знаете.
— Ну что ж, голубчик, смотрите, вам виднее, — как-то очень быстро согласился Александр Антонович.
Коля вздохнул и потянул на себя тяжелую дверь.
В помещении было просторно. Рыжий маленький участковый с погонами капитана сидел за канцелярским столом на фоне розоватой стены; справа, за тем же столом, сидел знакомый Коле милиционер, соседкин приятель. Он тоже был рыжий. И уже совсем справа на длинной скамье сидел и курил еще один — в пальто, в сапогах. Этот был огненно-рыжий.
«Что за черт, — подумал Коля, — Союз рыжих!»
— Здравствуйте, — несмело сказал Коля, подойдя к столу.
— Здравствуйте, — ответил капитан, подняв на него васильковые глазки.
А соседкин поклонник ничего не ответил, а только самодовольно усмехнулся на Колин кивок.
— Садитесь, — сказал капитан. — Какие заботы?
Коля твердо уселся на жестком венском стуле боком к столу.
— Какие заботы? — повторил капитан.
«Что ж он, не помнит?» — подумал Коля.
— Я по повестке, — сказал он вслух, — вы мне повестку прислали, и вот я пришел.
Он протянул капитану бумажку. Бибиков, не глядя, взял и передал ее рыжему старшине.
— Как фамилия?
— Болотов.
— Как, Кочумаров?
— Почему Кочумаров? — удивился Коля. — Болотов.
— Б-о-о-лотов? — разочарованно протянул Бибиков и извинительно добавил: — Мне послышалось Кочумаров.
Капитан сквозь фуражку почесал свою плешь.
— Так что, Болотов, работать будем? — Капитан дружески улыбнулся.
— Я, видите ли, работаю, — неуверенно сказал Коля, — только штампа о работе у меня в паспорте нет. У меня только штампа нет.
— Хе! Где же это? Где же это такая работа? — удивился капитан.
— Это — дома, — сказал Коля, — я художник и... дома работаю.
— Творчески, значит? — уточнил Бибиков.
— Вот-вот, именно, творчески, — обрадовался Коля.
«Ну вот, все понимает, — подумал он, — конечно, дети маленькие: мальчики, девочки...»
— Ну, это хорошо, — сказал Бибиков, — творчески работать надо. Это даже необходимо. Для общего... Я вот тоже марки собираю. Ну а на работу устраиваться будем?
— Так я же работаю, — растерялся Коля.
— Нет, — мягко сказал Бибиков, — это не работа. Творчество — творчеством, а штамп — штампом. Вы не думайте, я понимаю: искусство, талант... но материально...
Коля заерзал.
— В каком смысле материально?
— А в любом. Жить на что будем?
— Да вот, живу. Время от времени зарабатываю.
— Это халтурами, что ли?
— Ну, можно так назвать...
— А штамп?
— Штамп?
— Да, штамп. О работе. Материальные блага производить будем?
— Простите, но то, что я делаю... это представляет в конечном итоге какие-то духовные ценности.
— Э-э! Духом сыт не будешь. Работать надо, а в свободное от работы время можно и творчески. В нашей стране творчество масс поощряется.
— Я не масса, — сказал Коля. — Я художник. И не могу я в свободное время. В свободное время темно.