А потом спать спокойно, и видеть во сне цветы, деревья и звезды. А тот, кто жизнь свою Чаше подарит — фантом, иллюзия, каких насмотрелся вдосталь.
А то, что ощущаешь порой — незримые нити, от одного к другому протянутые — ерунда.
А может, и не ерунда. Может, оборвешь эти ниточки, все до единой — и навсегда замолчит некий диковинный инструмент. Понять бы, что он играет? Толком неясно, а все же в юности подобные песни слышнее.
Эх ты, Сверчок-невеличка. Фантазия почище чем у Хезе. Ничего, скоро будет, куда ее применить.
— Ну что, рыбка? — негромко спросил Мирах, когда стояли рядом, еще не вступая на землю Чаши. — Ты хотел со мной в паре пройти, так?
— Знаешь… — Сверчок невольно прищурился, глядя на солнце. — Пройдем, тогда и поговорим.
Тот улыбнулся. Широкая такая улыбка, недвусмысленная.
— Я очень надеюсь, что мне не придется спасать тебе жизнь. Ты будешь чувствовать себя препогано.
— А если наоборот?
— А наоборот — нос не дорос, рыбка-Снегирь.
Сверчок уже знал манеру Мираха — тот словно старался измотать Чашу, не дать ей опомниться, хотя сам весьма пристально следил за тем, что происходит вокруг. Чашу он чувствовал, как никто другой — будто и сам творил окружающую действительность. Сумасшедший свой темп он не навязывал никому — партнеры сами начинали подстраиваться.
И, если шли след в след — обычно заканчивали проход без травм. Мирах и подхватить успевал, если что.
Вот и сейчас — глянул на Альхели со смешком, и рванулся вперед. Причем так, скотина эдакая, чтоб не избавиться от напарника, а маячить у него перед носом вроде морковки, которой ослика приманивают.
Сверчок постарался не злиться — и мысленно показал Мираху фигу. Уж что-что, а бегать он и сам умел.
Только вот кувырки толком делать на бегу не успел научиться, а этот, впереди, мог и в сальто выйти, не сбавляя темпа. Покрасоваться, блин, перед зрителями… Чаша сердилась — не то что совсем, но заметно. Кляксы-рожи парящие с толку сбивали. То тут, то там в опасной близости выскакивали из земли острые камни, то на зубы похожие, то на бивни. На один такой бивень Сверчок едва грудью не напоролся — упал, окончательно сбив дыхание.
С некоторым злорадством отметил, что Мирах — в двух шагах, припал на колено и тоже тяжело дышит.
— Ну что, запас топлива кончился? — крикнул ему Сверчок.
— На себя посмотри, — огрызнулся тот, поднимаясь. Огляделся — впереди камни сходились и расходились. Мерзкая штука, в такой переделке Сверчку уже приходились бывать.
А тут еще земля под ногами шевелилась слегка.
А Мирах рванул вперед, как очумелый, крикнув на ходу:
— Ты что, заснул, идиот?!
Мчаться прямо за Мирахом было опасно — Альхели свернул вправо, выбрал момент, когда камни разъехались далеко — и нырнул в прогал.
Увернулся от одного валуна, от второго — услышал короткий вскрик, на мгновение остановился. Опомнился вовремя — что бы там ни произошло, стоять столбом — верная смерть. Для обоих, возможно.
Сверчок миновал полосу блуждающих глыб и увидел напарника — тот был невредим вроде как, хоть руку левую держал не очень естественно. Ну и смерил Сверчка таким взглядом, что все добрые намерения улетучились вмиг.
Сверчок тоже дал маху — лодыжку потянул, бежал, заметно хромая.
Только про ногу забыл — когда склон под ногами изогнулся горбом, едва не сбрасывая мальчишек на острые камни. Когда в долю секунды не мозгом — телом успел среагировать — тому, кто рядом нужна поддержка. Неважно, друг он или враг. И выбросил в сторону руку — невольно, так, падая, цепляешься за любую опору, так мать кидается вперед, защищая детеныша; и сообразил, что Мирах его жест отзеркалил.
Полосу прошли чисто, шаг в шаг ступили на металлическое кольцо.
И вот оба лежат на спине — рядом, глядят в небо и ждут, когда спустится «краб». И чувствуют себя препаршиво — и при этом обоим смешно.
Такой Ришу не знал никто. Когда спрыгнула с кубиков, стала перед подростками — будто птичка, что защищает птенцов, раненой притворяясь, плещет в пыли ломкими крыльями. Сразу стала маленькой, но голос звенел, испуганный и решительный.
— Вы хотите быть среди тех, кому можно довериться в Чаше, но скольким вы верите на самом деле? По-настоящему? Неужели вам не… не надоело, что умирают те, с кем вы живете бок о бок? И… и не просто живете!
Она задыхалась, проглатывала слова, боясь не успеть договорить:
— Скольких вы будете спасать, как самого себя? — повернулась к сидящей у стены паре. — Вот Гамаль и Тайгета… они уже год здесь, и живы, потому что они — как один человек… но все остальные им безразличны!
Тайгета недовольно дернула головой. Риша умолкла — будто у нее кончилось дыхание. Подростки переглядывались, словно каждый ответственность на себя взять боялся — первым что-то сказать.
— А что, очень пламенная речь получилась! — вполне искренне произнес Анка.
Саиф склонил голову набок:
— А это идея! Разбиться на парочки… Шеат, будешь моей подружкой?
Тот сплюнул.
Регор ухмыльнулся:
— Мирах, ты намек понял? Твоя девочка хочет выжить!
Риша прижала косу ко рту и со всех ног кинулась прочь.
Мирах поднялся со своего места, неторопливо подошел к Регору, остановился. И ударил в лицо со всей силы, снизу вверх. Тот охнул — голова запрокинулась, из носа хлынула кровь.
К пострадавшему тут же подскочили Майя и Мира, а Шаула флегматично сказала:
— Ну вот и поговорили. Риша права. Дури в вас — немеряно просто, а толку мало.
И неподражаемым тоном — не то учительницы, не то язвы записной — обратилась к Мираху:
— Ну что, так и будешь тут торчать?
Он повернулся послушно, будто примерный школьник, и шагнул в «логово» вслед за Ришей.
Никто их не видел. А Мирах сидел на полу, подле Риши, которая с ногами устроилась в желобе. Она сняла резинку, стягивающую кончик косы, и задумчиво расплетала волосы, чтобы занять чем-то пальцы.
— А сам ты… откуда?
— Не надо, Риша. Знаешь ведь… в Чаше это неважно.
Помолчав, сказал неохотно:
— Отец у меня был. Дрался… я в восемь лет убежал — вернули. Избил, живого места не было. Потом еще… в общем, я прибился к бродягам, взрослым. Ничего… не обижали.
На следующее утро сверху спустился Нунки. Бинты с него сняли, и виден был ярко-алый шрам, пересекающий левый висок и заканчивающийся посредине брови. По контрасту с ярким шрамом лицо подростка было зеленовато-бледным. Двигался он осторожно, будто шел по очень скользкому полу среди хрустальных предметов.
Регор присвистнул, протянул:
— Мдаа…
Девчонки засуетились. А Мирах окинул Нунки внимательным взглядом — и больше на него внимания не обращал. Сверчку такой оборот не понравился очень — на сердце отчаянно заскреблись холодные лапки. Улучив момент, позвал «островитянина» в пустой зал:
— Мирах… есть разговор.
— Ну? — лениво спросил, откидываясь назад и разглядывая потолок, будто было там, что разглядывать.
— Нунки.
— Что он тебе?
— Он мог уйти… он как-то убедил врачей, что сможет продолжать выходы.
— Неужто? Врачей убедил? А то они такие тупые.
— Я не думаю, что он врал мне, когда говорил… Так или иначе, он вернулся. Боюсь, его отпустили сюда умирать, — Сверчок сцепил пальцы, обхватил ими колено.
— Тебе-то что? — снова спросил Мирах. — Нунки, врачи, Чаша — все в полном согласии, все в ажуре.