Оливия продолжала. Ее голос не стихал почти двадцать минут. Как проповедь, как откровение раскаявшегося грешника, ее голос, ее слова гипнотизировали окружающих. Сотни людей стояли как вкопанные, подняв свои головы и замолчав, породив в этом огромном месте небывалую тишину. Даже музыка, игравшая все это время, стихла и прекратила бить по барабанным перепонкам.
Это было удивительное зрелище. Не мудрено, почему правительство так сильно ее боялось и любыми способами старалось отправить на тот свет. Оливия ломала и рушила саму суть установившегося общества: подчинение и подконтрольность, какими бы красивыми словами они не прикрывались, высмеивались ею и ставились в один ряд с ложью и предательством. Каждый день она вдалбливала людям другие идеалы и каждый раз ей это удавалось все лучше.
— Боритесь, братья! Будьте людьми! И вы обретете все тоже, что и я. Химера рядом. Нужно лишь протянуть к ней руку и каждый получит все, что только пожелает!
С этими словами она покинула свое место и растворилась в толпе танцующих людей. Толпа машинально потянулась за ней. Как толстый и неповоротливый червь, они поползли вперед.
Музыка становилась все громче, пространство наполнялось напряжением. Стоявшие до этого неподвижно сотни людей вдруг сорвались с места и начали плясать в такт ударявшей музыке. Все в одночасье стало другим. И в этом бушующем море Гор чувствовал себя не в своей тарелке.
— Где тут туалет? — спросил он, переведя взгляд на бармена.
— Прямо, метров двадцать. Там выход, ты не пройдешь мимо.
Он указал пальцем в то место, где всего несколько секунд назад исчезла таинственная Оливия.
Мужчина встал на ноги и направился к указанному месту. Люди расступались перед ним. Наблюдали. Охрана, дежурившая в этот день у самого входа, была занята своими повседневными делами и просто не обращала на него внимания. Лишь толпа медленно провожала его взглядом, пока он не скрылся от них в коридорах подсобки, чтобы затем вновь утонуть в безумном танце, забыв обо всем.
Здесь было относительно тихо, но музыка все же пробивалась через каменные стены и проникала в вырубленные когда-то давным-давно тоннели. Здесь рабочие и простые люди были в безопасности. Это чувствовалось во всем: в разговорах, в радиопередачах, что доносились из динамиков, развешанных на всей протяженности длинных тоннелей, в плакатах. Все было буквально пропитано бунтом, как бензином, и не хватало лишь маленькой искры, чтобы все это место взорвалось и превратилось в одно сплошное пожарище.
Туалет находился в самом конце каменного коридора возле большой трансформаторной будки, распределявшей энергию по многочисленным ответвлениям бесконечных тоннелей, тянувшихся на километры во все стороны. Небольшое помещение, одно на всех, и для мужчин и для женщин, оно напоминало холодную морозильную камеру. Было холодно. Система вентиляций здесь работала по своему режиму, отчего предугадать какой будет температура в следующие несколько часов, не мог никто.
В дальнем углу он увидел ее. Оливия стояла возле умывальника и внимательно рассматривала себя в запотевшем зеркале.
— Я не вовремя? Я не видел тебя.
Женщина повернулась к незнакомцу и смерила его взглядом.
— Нет, что вы. Проходите, вы меня не смущаете.
Оливия отвернулась обратно к зеркалу и продолжила свой ритуал.
Мужчина зашел в кабинку.
— Вы видели мое выступление? — спросила она.
— Да.
— Скажите, вы верите в мои слова.
— Нет, — громко ответил он.
Этот ответ ее сильно удивил. Она развернулась всем телом и посмотрела на выходившего из кабинки мужчину.
— И почему же?
— Ты даешь бесплодную надежду. Готов поспорить, что ты и сама не веришь в то, что говоришь. Жаль, что мне придется окончательно разубедить тебя.
Оливия отошла от зеркала. Карие глаза внезапно наполнились слезами, отчего холод, царивший в этом месте, еще сильнее резал ее лицо.
— Я не понимаю о чем ты?
— В этом нет необходимости.
Она осторожно обошла незнакомца и направилась к дверям. Схватившись за ручку, женщина несколько раз дернула ее, но не смогла открыть. Попытка повторилась, но все безуспешно. И лишь тогда, когда чужие руки обхватили ее шею, до нее дошло, что время ее начало обратный отсчет.
Криков почти не было — он крепко сжимал ее рот, не давая даже писку вырваться из ее легких. Тело тряслось, тоненькие женские ручки бесплодно искали за что зацепиться. Она знала чем все закончиться и через минуту, выдавив из себя последний всхлип, окончательно обмякла. Ее глаза потухли. Как огонь в костре, что согревает своего путника во время долгой дороги, они утратили свой свет и медленно закатились.