Так прошло еще несколько недель. Хронометр отсчитал почти двести пятьдесят дней с момента вылета с поверхности планеты, а я уже стал похожим на тень. Слов не было. Пропали даже малейшие звуки, дыхание стало неслышным, а шепот, при помощи которого мы изредка переговаривались с женщиной, чтобы окончательно не сойти с ума, был подобен громогласному ору сотен людей, отчего уши буквально раскалывало и голова начинала болеть. Я сидел за штурвалом все свободное время. Как смешно это звучит. Двадцать четыре земных часа я был полностью свободен. Автоматика работала за меня. Курск, проложенный мною много месяцев назад, не менялся ни на йоту, а двигатели, вырабатывавшие остатки энергетических блоков, переходили в режим жесткой экономии. Системе пришлось даже отключить несколько смежных процессов, дабы дать более важным, не прекращать работу.
Сара умирала. Я чувствовал это. Пару раз я приходил к ней в трюм, чтобы увидеть ею свернутое в клубок тело и потрогать, чтобы услышать как она проснется и тяжело откроет глаза. Одежда стала велика ей, ноги высохли, тело превратилось в один скелет. Я стоял над ней и пытался вложить в едва раскрытые губы последний кусок сухого консервированного мяса, но сделать это в тот момент было так же трудно, как попытаться взойти на Эверест с полной поклажей кирпичей. Женщина простонала, затем, опустив веки, что-то пробурчала сквозь губы. Я прилег к ней, попытался услышать, но ничего не получилось. Дыхание стало слабеть. Руки, лежавшие возле головы, были подобны срубленным лианам, тело ослабло и вскоре полностью превратилось в пепел.
Это было удивительно! Прямо на моих глазах тело рассыпалось и на месте осталось лишь горстка черного пепла. Я схватил его, швырнул в сторону, растер по металлическому полу, но так и не понял что же сейчас произошло. С трудом встал на ноги, с ужасом отшатнулся к противоположной стене и быстро, насколько это позволяли оставшиеся силы, вернулся в кабину.
Свет возник прямо передо мной. Яркий, как вспышка световой гранаты, он ослепил меня и заставил поднять руки, чтобы закрыться.
Машину внезапно встряхнуло. Молчавшие долгие месяцы индикаторы ожили и в унисон, как слаженный хор, закричали, предупреждая о приближающемся объекте.
Истребитель пошел на снижение. Температура за бортом начала резко подниматься. Крен машины стал угрожающим. Схватившись за ручку кресла, я с трудом уселся на место пилота и нажал на панель. В эту секунду мне пришлось забыть обо всем. Виртуальная панель замигала всеми цветами радуги, перед глазами, рисуемая системой и приборами, возникла трехмерная модель неизвестной планеты. Она лежала аккурат под машиной. Небольшая, ее размеры едва превышали земные, небесное тело горело ярким белым огнем, словно вся залитая им, ее невозможно было разглядеть обычным взглядом. Потребовалось изменить настройки визора, направить его немного вдаль, чтобы основной источник этого мощного излучения был не в фокусе и только потом, спустя время, надев ослабевшими руками шлем с очками, я увидел ее.
Снижение ускорилось. Сколько это продолжалось я не мог сказать, но в секунду, когда стыковочные лапы, простонав и вырвавшись из-под брюха, ударились о землю, я едва мог соображать. Сила удара была неимоверной, что-то под низом согнулось и сломалось в ту же секунду. Истребитель наклонился, крыло треснуло и разлетелось на части, лобовое стекло покрылось паутиной трещин. Тело вылетело наружу и, прокрутившись воздухе, покатилось по земле.
Я дума это конец. Все вокруг вращалось как в дьявольской карусели. Нельзя было сказать где верх, а где низ, когда я остановлюсь и сделаю ли это вообще. К тому моменту не уже было просто все равно. Не знаю, было ли это тем местом или я просто сошел с ума, приняв неизвестную планету за далекий рай, где люди живут безмятежно и никогда не умирают, но свет, упавший в конце долго странствия был по-настоящему приятным.
Как в детстве, когда он бегал по улице, пуская воздушных змеев в самое небо и щурясь над тем, как солнечные лучи безжалостно и в то же время ласково гладят его по лицу.»