Призрак ужасов прошлого.
И следа не осталось от нескладного подростка: острые коленки исчезли, грудь и бёдра женственно округлились, а пышные морковные кудри отросли, добавляя к её миниатюрному росту пару лишних дюймов. Только светло-зелёные, как фисташки, глаза и выдали ту егозу, что на спор со мной устраивала бедлам в приюте.
Мы не виделись шесть лет, но явиться без предупреждения вполне в её духе.
– Ты, Энджи, вконец обнаглела! На звонки не отвечаешь, сообщения игнорируешь. Забыла, как телефон выглядит?
– Нет, просто…
– На нём кнопки, а на них – буквы и цифры.
– Лиз умерла.
Меня саму напугал мой бесцветный голос.
Она вздрогнула. Огромные, как у куклы, глаза потемнели от грусти. Я запомнила Анну такой жизнерадостной, что видеть её в печали вдвойне прискорбно.
– Когда?
Вместо ответа я кивнула на скомканную в шар газету, у мусорного ведра. Анна подняла её, длинные пальцы с кислотно-зелёными ногтями расправили сломы на чёрно-белой фотографии Лиз. Фото сделали на вечеринке Аарона, уже после моего ухода, в кадр попала и Фиона, обвившая руками виновника торжества.
Даже не верится, что это было правдой всего четыре дня назад.
Глаза Анны забегали по строчкам, рот приоткрылся, но нужных слов она не нашла. Для неё не секрет, как сильна была наша с Лиз связь и какая громадная часть меня будет похоронена вместе с сестрой.
Я поплелась обратно в гостиную, Анна, чуть прихрамывая, – за мной. Душный полумрак, объедки, грязная посуда – она растерянно обвела глазами зал, качая головой, точно не веря, как до такого можно докатиться. Но Анна есть Анна: кивнув сама себе, по-хозяйски распахнула гардины.
Я выругалась, заслонившись от солнца.
– Выглядишь ужасно, Энджи.
– Могла бы соврать.
Как будто не знаю, что врать она не умеет.
Мы познакомились миллион лет назад, в той прошлой жизни, что иногда напоминает о себе кошмарами. При родах акушерка неловко её приняла, и Анна родилась с вывихом бедра, из-за чего родители сплавили её в наш приют.
С возрастом хромота прогрессировала, Анну мучили боли – её травили все, и я, стыдно сказать, тоже. Но однажды она, не способная пройти мимо чужой беды, вступилась за Лиз в потасовке, и хотя дело кончилось в травмпункте, с тех пор мы были неразлучны.
– Ты как меня нашла?
– Не спрашивай! Семь переездов за год! От налогов скрываешься? – сморщив нос, она кончиками пальцев подцепила коробку от быстрой еды, со свешивающейся с края, как червяк, лапшой.
Я не ответила, сцепив руки вокруг коленей.
Анна схватилась за метлу, болтая обо всём подряд, лишь бы заполнить пустоты моего молчания: брак с техасцем, собственная ферма, неудачная операция… За пять лет Анна успела поработать преподавателем английского в Судане, поучаствовать в спасении черепах на Коста-Рике и помочь непальскому детскому дому. В Лондон её занесло для организации благотворительного аукциона.
– Сплошной аврал! – Анна прицелилась в урну, и банка от колы просвистела у моего носа. – Приём через неделю, а работы на год!
– Расхвали и напои. Эти болваны проглотят что угодно.
Анна прыснула, щёки стали на оттенок румянее.
– И ты приходи. Ты ведь дочь Уокмана, тебе и приглашение не нужно. Развеешься, потанцуешь… В зеркало себя видела? Мумии и то лучше выглядят.
– Спасибо за честность, – я остервенело смяла коробку из-под крекеров. – До похорон я веселиться не буду.
– А когда они?
Я промолчала.
– Ты не назначила? Но ты должна…
Скрежет вызвал мурашки – я увидела свой кулак, сжавший жестяную банку.
– Чёрта с два я кому-то должна!
– Но Лиз…
– Не произноси её имя! Хватит говорить об этом!
Меня заколотило от желания заглушить боль хоть чем-то: выпивкой, таблетками, другой болью… В слепой ненависти я швырнула банку в стену. Следом полетела чашка.
– Давай, Энджи! – ровный голос Анны подействовал как оплеуха. – Разнеси весь дом, но скажи, на кого злишься?
– А сама как думаешь? – я пнула коробку из-под пиццы.
– Думаю, на себя.
Лучше бы ударила. Я выпрямилась, будто проглотив шест.
– Да-да, не смотри так! – она приблизилась, следя за осколком бутылки в моей руке. – И не вздумай врать. Ты с чего взяла, что могла предотвратить её смерть? Третий глаз открылся?
– Прекрати!
– Нет, серьёзно! Не дура же ты, чтобы считать…
– Я была там, ясно?! – от моего визга вздрогнули мы обе. – Этот человек… он убивал её на моих глазах! А я… испугалась!..
У меня вырвался полустон-полукрик. Анна сжала губы, но её порыв не угас. Ловким движением она выхватила огрызок бутылки, и он полетел в урну.