– Не нужно, – вмешался хриплый голос. – Продолжайте работу.
И он тут!
Гилмор протянул стаканчик. Пар согрел мои щёки.
– Как вы?
– Лучше не бывает.
Чай обжёг язык, зато по телу разлилось тепло. Я взглянула на Гилмора: конечно, не изменил похоронной гамме. Иначе, вероятно, конец света наступит.
– Скажите, мисс Стюарт, ваш нюх на убийства – удачливость или фатальное невезение?
– Скажите, а ваш вопрос – глупость или профессиональное хамство?
От его взгляда я почувствовала себя идиоткой. Он протянул куртку: кожаную, пропахшую табаком. Согрела она не особо, но спасибо и на этом.
Мы вышли за пределы оградительных лент, и хотя собрались зеваки, никто не рискнул спросить, что случилось: мрачный вид инспектора отбил охоту.
Второй раз за день я промокшая насквозь оказалась в чужой машине. Гилмор повернул ключ, зашумел обогреватель. Из проигрывателя заиграла слезливая песня про безнадёжного мечтателя – не думала, что он слушает такое.
Инспектор плавно вырулил на шоссе.
– Мисс Стюарт…
– Анжелика, – поправила я машинально.
– Вы… ты… Можно на «ты»? Твой поступок… мало кто бы на такое решился.
– То есть я чокнутая?
– Смелая.
– Одно и то же.
Он покосился на меня. От улыбки на щеках проступили ямочки.
– У берега нашли розу. Догадываешься, кто оставил?
– Несчастный влюблённый?
– Потрошитель.
Сердце пропустило удар. Я спасла новую жертву!
– Серьёзно? Розу?
– Да, с чёрной лентой. Его почерк: цветок и перерезанное горло.
Гилмор потёр висок. На запястье блеснул циферблат часов.
– Она… выживет?
– Ярёмная не задета, так что должна. Если она разглядела убийцу, даст показания.
«Не то что ты».
Это повисло жирным «но» в конце фразы. Меня охватил гнев – обычное дело от чувства вины.
– Он третий месяц вырезает женщин, а вы только и знаете что его почерк? У вас там совсем идиоты сидят?! – от моей грубости Гилмор вспыхнул, но меня уже понесло. – Что у вас на него есть? Улики, свидетели? Как вы собираетесь его ловить?
– Я не имею права это обсуждать.
– Ты не имеешь права молчать! – я треснула по подлокотнику. – Достало сидеть сложа руки, ясно? Моя жизнь разрушена, а он что, выйдет сухим из воды?! Я свидетель, я что-то видела! Дай вам помочь!
Он раздражённо выдохнул.
– Хочешь-то ты чего? Мести?
– Справедливости!
Инспектор затормозил у обочины – мой лоб чудом не приложился к бардачку. Чёрные глаза едва не пробуравили во мне дыру, но я не моргнула.
– Шесть недель назад, – поражение он признал неохотно. – Саманта Уотсон, популярный блоггер. После неё, через пятнадцать дней, нашли аферистку, организатора нелегальных игр в покер. А ещё через пятнадцать, в один день с твоей сестрой, убили порноактрису из Хакни. Он вырезает сердца…
– Фу, какая мерзость!
– Ну извини. Просила же правду.
Меж его бровей пролегла складка, он выдохнул. Пальцы стиснули руль, автомобиль возобновил ход. Я откинулась на спинку. По лицу заскакал дроблёный свет фонарей.
– Что у нас есть… – пробурчал он. – Ни черта нет, ясно? У края воды по свежей грязи тянется глубокая борозда, а рядом – отпечатки мужских ботинок двадцать седьмого размера[2]. Следы уходят от берега, но потом обрываются. Куда он делся? Не в воздухе же, чёрт подери, растворился! – свободной рукой Гилмор ослабил узел галстука. – Да и жертв обычно находили уже мёртвыми, но эту он принёс ещё живой. Почему?
– Перед обмороком она пробормотала кое-что… «Virtus omnia subter», кажется.
Он смерил меня удивлённым взглядом.
– Ты запомнила дословно?
– Не полностью. Просто это латынь.
– «Просто это латынь»? – вздохнув, Гилмор сделал движение, будто суёт руку во внутренний карман, явно забыв, что куртка на мне. – Запиши в блокнот, лингвисты разберутся. Хотя странно, обычно он оставляет записки.
Меня будто громом поразило. Из-за бедлама последнего часа из головы напрочь вылетело, что девушка и впрямь сжимала записку.
– Инспектор!..
– Крис.
– Крис. Вот, это у неё было, – я показала размякший от воды листок.
Из-за влаги напечатанные крупным шрифтом буквы расплылись, но я сумела прочесть:
– «Не завидуй славе грешника, ибо кого я люблю, тех обличаю и наказываю».
По спине пробежали мурашки. Знакомые слова – но где я их слышала?..
– Бред фанатика, – инспектор сказал без всякого удивления, скорее даже с усталостью. – Тычет нам, что это наказание: за распутство, надменность…
– И за что он наказал Лиз?
– Записку не нашли. С её смертью много странного, похоже на личное, так что…