Как ни хороши были эти растения, — они составили уже на подоконнике живописно-пеструю, но нестройную группу, — как ни поражали моих знакомых, уже присвоивших мне титул знатока и собирателя кактусов, страсти оставались неудовлетворенными и на десятитысячную долю, тем более что автор принадлежит к тому типу людей, которым надо или все, или уж ничего, последнее обычно отбрасывается. Итак, я жаждал кактусов, хотел их сто, двести, пятьсот, тысячу видов, и будь моя воля и возможности, наверное, собрав все богатство видов кактусовых, не теряя времени, принялся бы за африканские суккуленты, а там дошел бы черед и до орхидей, до пальм и мало ли еще до чего... Во всяком случае я хорошо знал себя. Еще в детстве, отклеив от письма первую красивую марку с картой перелета через Северный полюс в Америку, тут же принялся выклянчивать деньги на марки у матери (и небезуспешно), а цель была ясная: собрать все марки не только Советского Союза, но и всего мира. О других желаниях автор не распространяется, они были такие же, как у многих читателей.
Итак, у меня было четыре вида кактусов: две опунции и два эхинопсиса, которые мне очень хотелось считать все-таки разными видами, но эхинопсисы, видимо, этого не понимали и месяц от месяца становились все более похожими друг на друга. Где взять кактусы? Купить? Найти? Выиграть в лотерею? Получить от богатых родственников прямо из Мексики? Провезти через границу, как провезла одна дама, завернув в деликатный предмет женского туалета? Ни на один этот риторический вопрос ответа не было. В цветочных магазинах царило убожество, боюсь, что и сейчас они не блещут, непонятно, по каким причинам; родственников за границей я не имел и с гордостью писал это в анкетах, сам за рубеж не собирался, естественно, не мог воспользоваться и дамским способом перевозки кактусов. Обследование же всех окрестных теплиц, садовых хозяйств принесло плачевные результаты: кактусов там не было или почти не было, в лучшем случае имелись те же эхинопсисы, опунции, вероятно, состоявшие с моими в прямом родстве. И вот... Эврика! Есть же ботанический сад. Сад института биологии! Ботанический... Сад. Эврика! Уж тут-то я разживусь, если не кактусами, то хотя бы семенами... И на другой же день я мчался на трамвае к желанному заведению. Ботанический сад и сейчас находится там же, на гигантских пустошах, по-моему, лишь немного уступающих по площади Бельгии, Голландии и Люксембургу, взятым вместе. Есть тут и лес, и воды, но главная часть — необозримые пустыри, кое-чем засаженные, кое-чем засеянные. В те годы была здесь, видимо, собрана уникальная коллекция сорняков, с которыми без большого энтузиазма боролись отряды школьников, присылаемых на прополку. Многое, правда, сейчас меняется в лучшую сторону, уже и аллейки еловые появились, и вход оформлен красивой вывеской... Тогда же я просто прошел в подобие ворот и, хоть пейзаж сада мне в общем был известен, все вертел головой в надежде увидеть где-то в стороне какие-нибудь платаны, гигантские дубы, буки или еще какую-то непременную принадлежность всех ботанических садов, а главное ждал: вот покажутся теплицы с пальмами, с цветущими орхидеями и другими дивными растениями со всех концов земли. Теплицы, и верно, попались мне поодаль от тропинки, — их было две и обе старые, прогнувшиеся, гнилые, с закопченными стеклами, через которые вряд ли проникал солнечный свет, а если и проникал, то, наверное, лишь в виде сумеречного полумрака. Стесненные, упираясь в крышу, росли там какие-то растения, очертаниями похожие на пальмы. Оба строения были заперты на глухие висячие замки, что яснее ясного говорило мне о крушении моих надежд.
Прием же, оказанный директором сада, превзошел все ожидания. Директор щедро улыбался, понимающе кивал, обнадеживающе смотрел. Выслушав меня, тотчас вызвал свою помощницу, видимо, нечто вроде завуча по школьным меркам, велел ей показать теплицы, сказал, что разделяет мою страсть к кактусам, что кактусы — это чудесная вещь!