Достав из сумочки блокнот и ручку, я написала пару строчек для Люсьена:
Я тоже запрещала себе думать о тебе, но не смогла… Не обвиняй меня за то, что позволяю целовать... и пусть безнравственно, но я... я не хочу влюбляться сердцу запрещать…
Давно мне не приходилось писать подобные записки, а как делать правильно самолетики, я и вовсе забыла. Сложив листочек пополам, и подвернув два края уголком, я сделала что-то типа самолетика. Оглянулась. Мы встретились глазами с Люсьеном, и я запустила своё послание. Но вот мой бумажный лайнер почему-то так и не долетел к месту назначения. Почувствовав себя школьницей, мне казалось, что я сгорю со стыда. Листочек поймал круглолицый дядька с черной бородой (только с бородой, без усов). Вероятно, он подумал, что записочка адресована именно ему. Как же мне было неловко. Он начал разворачивать послание, поднимая густые черные брови от удивления. И лишь когда он растянул свои тонкие губы в улыбке, Люсьен выхватил из его рук исписанную бумажку со словами «простите, это предназначалось мне!»
Облегченно вздохнув, я продолжила слушать стихи молодой писательницы. Сердце бешено стучало, от волнения дрожали руки, я ждала ответа от своего случайного похитителя покоя. И вот он самолетик, мастерски сделанный настоящим мужчиной, стрелой летит к моим ногам!
Люсьен опять написал стихами! Я одарила его счастливой улыбкой, и весь остаток конкурсной программы летала в розовых облаках, лишь изредка спускаясь на землю, чтобы поаплодировать творческим людям, читающим упоительные стихотворения о любви. Люсьен! Я думала только о нем. А когда он вышел на сцену и взял в руки микрофон, весь зал замер, вникая в каждое слово:
… Спектакль «Безбрежный океан любви» мы так и не посмотрели. До награждения победителей у нас был только час, и нам обоим хотелось побыть вдвоем. Мы не могли наговориться, недопитый чай давно остыл, а стрелки часов неумолимо шли вперед, приближая время награждения победителей:
— Дипломом лауреата литературного фестиваля «Под небом Украины» в номинации «Лучшее стихотворение о любви» награждается писатель из Запорожья – Виктор Везучий! – торжественно объявил коллега Мануила Верпиского; и дядечка с черной бородой, что по ошибке прочитал моё послание, со счастливым лицом полетел на крыльях радости за, несомненно, заслуженным дипломом лауреата.
— Дипломами дипломантов литературного фестиваля «Под небом Украины» за высокое качество работ награждаются: Валенсия Перольская, Люсьен Дюжесиль и Тутук Дубок! – а остального я уже не слышала…
В тот вечер мы пили шампанское в уютном кафе на Дерибасовской. Из окон открывался волшебный вид на Одессу в ярких огнях. Светомузыкальный фонтан переливался пятью колоритными цветами, ежеминутно поднимая вверх тонны светящейся воды. Пары кружились в медленном танце под музыку живого оркестра, и Люсьен тоже пригласил меня потанцевать. Я ощущала сильные накаченные мышцы спины, поглаживая его обеими ладонями. Запах фиалки и муската был все еще осязаем. И опьянев толи от пузырьков шампанского, толи от страстного желания к этому мужчине, я никак не могла надышаться стойким ароматом его одеколона.
Время летело незаметно. В 23.30 музыкальный фонтан погас и затих, и только шум воды по-прежнему напоминал, что мы гуляем по городскому парку Одессы. Я шла, обеими руками обнимая большого плюшевого мишку, которого купил мне Люсьен в магазинчике сувениров, разместившегося на первом этаже четырехэтажного здания гостиницы «Пассаж». Люсьен нежно придерживал меня за талию, и мы, мило беседуя об одесских достопримечательностях, направлялись к лифту. Над нами сквозь прозрачную стеклянную крышу светила печальная и одинокая луна, такая же низкая, как и вчера над мостом Поцелуев.
Номер Люсьена был ближе к лифту. Но мы даже не остановились у его двери. Хотя мы на словах ни о чем и не договаривались, но в руках Люсьена был пакет с фруктами, конфетами и бутылкой одесской «Массандры», которую еще предстояло продегустировать в романтичной обстановке. И мы пошли ко мне.
Лишь только за нами захлопнулась дверь, как теплый желто-персиковый мишка мягко опустился в кресло, и вместо игрушки я обняла своего творческого спутника. Я смотрела в его глаза, кончиками пальцев поглаживая по выступающей щетине, по контуру упругих красивой формы губ, целующих мои пальцы. Люсьен делал тоже самое. Он как скульптор, гладил мои щеки, подбородок, губы, словно хотел запомнить пропорции моего лица, чтобы воссоздать мою молчаливую гипсовую копию. Потом горячий поцелуй закрыл мне глаза, а руки нетерпеливо расстегивали неподдающиеся пуговицы белой рубашки. Пиджак укрыл медвежонка, но тот вовсе не думал спать, продолжая подглядывать круглыми черными глазищами до тех пор, пока его не накрыло с головой ворохом осенних листьев с моего нарядного костюма. Туда же я бросила и рубашку Люсьена, и черный бюстгальтер птицей опустился сверху. Вскоре мы утопали в водовороте желаний бурлящего океана сладострастного запрета.