- Но тогда что же?
- По моей просьбе этим вопросом сейчас занялись астрономы и космологи из Всемирной академии. Это может оказаться чем угодно, но пока не следует спешить с выводами.
- След внеземной цивилизации?
- Не знаю. Но нельзя полностью исключить даже это.
- И все-таки, Учитель… Почему вы не послали на Гуам меня? Вероятно, там я мог бы принести больше пользы.
- Не знаю, не знаю. На Гуаме все быстро прояснилось благодаря твоей сестре. Она разыскала какие-то старые документы в полузабытом архиве военной базы, которая некогда существовала на этом острове. Как историк, она сразу догадалась, что и где следует искать. К сожалению, она захотела тотчас же проверить свое предположение, а я недооценил опасность. Никогда не прощу себе этого. Что же касается тебя, Ив… Твоя антарктическая миссия тоже была очень серьезна. А потом я уже не хотел тебя тревожить. Но сейчас наша главная задача обезвредить «посылку» прошлого, обнаруженную Дари. Туда бросаем главные силы. Почти все работы пришлось приостановить. Для КОВОСа сейчас главное - Гуам.
- В Антарктиде… - начал Ив.
- Там ты поступил правильно, мой мальчик. И хорошо, что там оказался ты, а не я.
- «Кварк-семь» совершил посадку на берегу лагуны у парка, - послышался голос дежурного с экрана внутренней связи.
- Мы идем, - ответил Вилен. - Каковы последние сообщения?
- Важнейших два, - объявил дежурный, появляясь на экране. - Первое: состояние Дари несколько улучшилось. Главный врач передал, что появилась надежда. Второе: разрушения в Моусоне произведены обычным метеоритом небольших размеров. Обломки его найдены.
- Вот тебе и вероятность в одну стомиллионную, - сказал Вилен, поднимаясь. - Попадание метеорита в город, да еще в такой момент. Когда начинает подводить даже теория вероятности… - Он не кончил и покачал головой. - Пошли, Ив, - уже совершенно другим голосом продолжал он. - Все будет хорошо. Должно быть!
Ив быстро взглянул на старого академика. Перед ним снова был прежний Вилен.
Александр Житинский
АРСИК
1
У меня все в порядке. Я прочно стою на ногах Мои дела идут превосходно.
Я кандидат физико-математических наук. Мне еще нет тридцати. Это вселяет надежды.
Я люблю свою работу. Я не люблю нытиков. Кто-то сказал, что у меня комплекс полноценности. Это так и есть Не вижу в этом ничего предосудительного.
У меня маленькая лаборатория. Она отпочковалась от лаборатории моего шефа, профессора Галилеева. Шеф понял, что нам будет тесно под одной крышей. Заодно он постарался избавиться от балласта. Ко мне перешли две лаборантки, Игнатий Семенович и Арсик.
Главный балласт - это Арсик.
По-настоящему его зовут Арсений Николаевич Томашевич. У него предки поляки Казалось бы, должно быть традиционное польское высокомерие. Ничего подобного. Все в институте, начиная от уборщиц и кончая директором, зовут его Арсиком и на «ты». Он мило и застенчиво улыбается. Это обстоятельство мешает от него избавиться.
Арсик не бездарен, но бесполезен. К сожалению, мы учились с ним в одной группе и вместе пришли сюда по распределению. Я говорю - к сожалению, потому что теперь мне это не нужно. Меня зовут Геннадий Васильевич. Я предпочитаю, чтобы меня называли Геннадием Васильевичем. Это не мелочь и не чванство. Мне необходимы нормальные условия для работы. Я не могу терпеть, когда отношения в лаборатории напоминают приятельскую вечеринку.
Арсик зовет меня Гешей.
Игнатий Семенович, который вдвое старше меня, обращается ко мне по имени и отчеству. О лаборантках я не говорю. Но Арсик этого не понимает.
Когда вышел приказ о моем назначении, я собрал свою лабораторию и рассказал, чем мы будем заниматься.
- Вам, Арсений Николаевич, - подчеркнуто сухо сказал я, - придется сменить тему. Она не вписывается в мои планы.
Арсик посмотрел на меня наивно, как дитя. Он долго соображал что к чему, а потом лениво спросил:
- Геша, а правда, что глаза - зеркало души? Вот я все время думаю - какое зеркало? Вогнутое, выпуклое или, может быть, плоское?
Игнатий Семенович вздрогнул. Он не был близко знаком с Арсиком, потому что до образования моей лаборатории работал в другой комнате. Лаборантки Шурочка и Катя уткнулись в стол, и уши у них покраснели. Они сдерживали смех. Они полагали, что в словах Арсика есть скрытый смысл или подтекст.