Шурочка и Катя трудились над моей установкой, водя пальцами по схеме. При этом они успевали что-то обсуждать. Мелькали мужские имена и местоимение «он». Игнатий Семенович читал журналы и делал выписки. Время от времени он жаловался, что пухнет голова. Меня это особенно раздражало.
- Между прочим, красный цвет не имеет никакого отношения к любви, - сказал вдруг Арсик.
Лаборантки тут же прекратили работу и уставились на Арсика. Тема любви была для них животрепещущей.
- Арсик, поясни свою мысль, - сказала Катя.
- Любовь - это нечто желто-зеленое, - продолжал Арсик. - В основном, три спектральные линии.
- Желто-зеленое! - возмутилась Шурочка. - Ты, Арсик, ничего в любви не понимаешь!
- Совершенно верно, - сказал Арсик. - Но длины волн, соответствующие любви…
- Арсений, - сказал я. - Не отвлекай народ по пустякам.
Теперь уже лаборантки с возмущением уставились на меня. Они, конечно, полагали, что любовь важнее измерительного устройства, над которым они корпели. И вообще важнее всего на свете. Эта мысль старательно насаждается искусством, литературой и средствами массовой информации. По радио только и слышно, как поют: «Любовь нечаянно нагрянет…», «Любовь - кольцо, а у кольца начала нет и нет конца…» - и прочую галиматью. Любовь между тем встречается так же редко, как талант. Никакие песенки не помогут стать талантливым в этом вопросе.
- Очень странно, Геннадий Васильевич, - заметила Шурочка. - В вашем возрасте встречаются мужчины, которые еще способны любить.
- Зато в вашем возрасте, Шурочка, редко встретишь человека, способного думать и рассуждать. К сожалению, - сказал я.
- Подумаешь! - обиделась Шурочка. - И носитесь со своим умом, никому он не нужен.
- Диспут окончен! - объявил я. - Все обсуждения переносятся на послерабочее время.
В лаборатории стало тихо. Шурочка и Катя не отвлекаясь работали. Арсик припал к окулярам установки, крутя пальцами какие-то ручки. Глаза его были закрыты окулярами, но рот расплылся в блаженной улыбке. Потом губы сложились трубочкой, и Арсик издал звук, похожий на поцелуй.
- Я вас любил, любовь еще быть может, - сказал он.
- Арсений! - негромко, но внушительно сказал я.
Арсик оторвался от окуляров. В глазах его была безмятежная мечтательность. Она совершенно не соответствовала моим представлениям о работе, физике, деловой атмосфере и научном прогрессе. Она не соответствовала также моему настроению. Уже два месяца мы топтались на месте. Мы транжирили время. У меня даже появилась мысль, что мы все ждем пенсии, как Игнатий Семенович. Не все ли равно, сколько ждать - два года или тридцать лет? Все эти соображения действовали мне на нервы и выводили из себя.
- Будь любезен через три дня представить мне письменный отчет о проделанной работе, - сказал я Арсику.
Самое интересное, что больше всех испугался Игнатий Семенович. Он сделал сосредоточенное лицо, стал рыться в столе, достал кучу толстых тетрадей с закладками, всем своим видом изображая деятельность. Арсик же, не меняя позы, протянул руку вниз и вынул откуда-то листок бумаги. Он черкнул на нем несколько строк, изобразил какую-то схему и, подойдя ко мне, положил листок на мой стол.
- Вот, - сказал он. - У меня готово.
Там было написано: «Отчет о проделанной работе. Появилась одна идея. Оптическое запоминающее устройство». Дальше шла схема и несколько формул.
Первым делом я подумал, что Арсик издевается. Но потом, взглянув на формулы, я убедился, что идея заслуживает внимания. Арсик предложил запоминающий элемент, представлявший собою систему трех зеркал сложной формы. В одну из точек системы вводится объект. Его изображение удерживается в системе бесконечно долго, благодаря форме и расположению зеркал. Оно как бы циркулирует в системе в виде отражений, даже когда самого объекта уже нет. Арсик нашел способ удерживать отражение в зеркалах после снятия оригинала! В системе существовали две особые точки: точка ввода оригинала и точка вывода изображения. Конечно, Арсик предложил только принцип, требовалось рассчитать детально форму зеркал, их расположение и координаты особых точек. Но идея была великолепная.
- К каналам связи это не имеет отношения, - извиняющимся тоном сказал Арсик.
- Все равно здорово! - сказал я. - Рассчитай только все до конца.
- Ой, Геша, не хочется! - взмолился Арсик. - Там же все понятно. Расчет не требует квалификации, - шепотом добавил он и показал глазами на Игнатия Семеновича.
- Черт с тобой! - буркнул я и позвал к столу старика. Игнатий Семенович долго и недоверчиво изучал схему
Арсика. По-моему, он прикидывал в уме, потянет ли он расчет.