Выбрать главу

погрузи, только "я" не воруй.

Ибо влажное "ты" не разделишь

на двоих, если зонтика три...

Рушишь воды и кроны шевелишь,

даже сердце сжимаешь внутри. -

Одного, Драгоценный, не можешь -

погасить нашу душную спесь.

Оттого так терзаешь и гложешь -

подаешь зеркала... Занавесь!

Созерцатель соседнего пыла,

так что капля шипит на щеке,

жду - когда же все то, что томило,

в шумном люке исчезнет, в песке.

О, тогда лишь, когда нас - бесполо,

безъязыко - с дырявой кормы

смоет вольной волною Глагола,

мы полюбим размытое "мы".

10. КОЛЕСО ФОРТУНЫ

До ада ближе, чем до Багдада.

И по ночам корабельной крысой

мечется сердце - Шехерезада...

Что эти пляски старухе лысой?

Что эти сказки - об Аладине,

о паладине, о мореходе -

выросшей вдруг леденцовой льдине,

в южных морях, при ясной погоде?..

Тщетно крути колесо, Фортуна,

вялой волною! Тони, лоханка,

выменяв дырку в своем борту на

пыл "Стерегущего", щебень Ханко!

Алые все отворяй кингстоны,

пей океан из фонтанной пасти -

о, эти соли живые! Стоны

слушай, не ведая - смерти, страсти...

Кто там - Анубис, Тифон, Геката?

Смена немая зимы и лета?

Запад восхода? Восток заката? -

Только зеркальная грань валета,

только двойная тоска Нарцисса -

взаимоотражение "я" в "ты"...

Нет ни движенья, ни веса, крыса!

Не аргонавты мы - астронавты...

Смерть не страшна и жизнь невозможна,

сердце по кругу бежит тревожно.

11. СИЛА

Было в городе зыбко и жарко -

к языку прилипали слова.

По лекалу кроила байдарка

острием острова-рукава.

Леску жизни вокзальная Парка

обрезала... Я помню едва:

похоть улицы, смрад зоопарка,

золотое отчаянье льва...

Так томился ты, запертый в клетке

мною (мне бы хотелось - в грудной)...

Дай мне сонные эти таблетки -

и танцующий зной площадной,

и касанье кладбищенской ветки,

и пылание плоти родной!..

Время - вроде рулетки, монетки,

смертный выигрыш лепты сквозной.

Вид на шпиль из расширенных окон,

зелень волн, тополиный балкон...

Не составить из зримых волокон

свет, на нас нисходивший... с икон?..

Я смотрю в голубой потолок: он

знает, что я поставил на кон.

12. ВИСЕЛЬНИК

Брат Иуда, отец мандрагоры,

знаю: дело твое керосин!..

Палестинские синие горы

и серебряный шорох осин...

И паломник немой очарован

дымкой новозаветных высот.

Но не им, а тобой поцелован

Тот, Кто крест всепрощенья несет. .

Вижу: целое море заката

и огней золотистых щепоть...

Увеличена так и разъята

у задушенных грешная плоть!..

Жизнь - лишь помесь синкопы и смуты:

тех - повесить, а этих - распять...

Но на сходе последней минуты

Он тебя поцелует опять.

13. СМЕРТЬ

Овальный блик фотоэмали:

счастливый фавн лет двадцати...

Когда его вот так снимали,

могло ли в голову прийти?..

Банально, знаешь ли, и жутко...

В сети кладбищенских аллей

паучья трепетная шутка -

еще смешнее и пошлей...

Неладно в Даннии, прохладно -

и я шепчу тебе: "Пошли!"

Но ты все жалобно и жадно

глядишь на тленника земли.

14. УМЕРЕННОСТЬ

Из пустого в порожнее воду,

воздух, землю, огонь, - ото всех

правил реализуя свободу

и законных не зная помех

сострадания, - переливаю,

на листе подражая Творцу. .

Только что ж это - сам я сгораю

и горячую соль по лицу

растираю, столь вольно играя?

Скоро гвозди в ладони вобьют. .

А какое видение рая

озаряло, ты помнишь, дебют!

Сфер вращенье и пенье гармоний,

вообще - сообща, заодно...

Зной мученья и едкий аммоний -

плащаницы голгофской пятно.

15. ПАН, ИЛИ ДЬЯВОЛ

Лишь глаза закрою, что ни

ночь, - растет, дуреет

плоть под тяжестью ладони -

и почтовым реет

голубем к тебе - такому,

господи, далекому, -

мрак подкатывает комом

к горлу, сердце ёкает. .

Я хочу тебя - такого:

горького, ночного,

заключенного в оковы,

ключевого - снова...

ах, забыл я это слово -

термин птицелова:

сизым оловом - основа,

на просвет - лилово...

Слово - доблестней тюльпана

в его юной лени...

Как мы баловали Пана,

милого оленя!

Ни единой не поверю

византийской сплетне...