Жрать хотелось неимоверно, но и идти в какую-нибудь забегаловку, даже с самой вкусной едой, не хотелось. Не в этот день, нет. Потому быстро попрощалась с Уорком и еще с парой сотрудников загрузилась в пришедший на мой вызов текскар и тронулась в сторону дома.
***
Оранжевое глубокое блюдо, ярко-зеленные листья салата, на тон темнее — пупырчатый огурец, желтый сладкий перец, тёмно-красные и оранжевые пара помидор, фиолетовый сладкий лук, много зелени, соль, оливковое масло… Я сегодня решила себя побаловать. Цвето-терапия в собственной кухне, когда во все окна видны только серые дождевые тучи — самое то для моего не слишком хорошего настроения. Глядишь, и яркие всполохи салата собственного приготовления помогут, облегчая болезненность воспоминаний.
Сегодня исполнилось четыре года, как я оказалась здесь. Почти что мой второй день рождения…
Меня зовут Розалия Агота Ута Гонзалес. Девушка двадцати трёх лет с испанскими, венгерскими и исландскими корнями. Это то, что было со мной с момента рождения… и до того момента, когда перенесли мое бессознательное тело туда, где я находилась сейчас.
Когда-то я думала, что самое страшное со мной уже случилось. Полукровка с взрывной помесью в венах, с розовыми очками на глазах, графоманка, тихо пописывающая свои фантастические романы, что называется «в стол»; учащаяся на втором курсе юрфака и имеющая практику работы с одним из самых известных юристов мира… Амбиции вперемежку со снобизмом били через край. Вполне симпатичная внешность их еще больше разжигала.
В той, моей другой жизни, это было мое первое, почти самостоятельное дело. Да, казавшееся на первый взгляд легким. Да, под пристальным негласным начальственным контролем, но вести и даже представлять в суде на предварительных слушаниях это дело поручили мне. И я была горда этим.
Кажущаяся простота оказалась обманчивой. Первые трудности начались буквально сразу. И чем глубже я закапывалась в этом деле, тем хуже становилось.
И уже лояльность шефа казалась не благодейством, а скорее, предательством. Дело, от которого он не мог отказаться из-за высокого положения семьи обвиняемого, и в то же время не мог взять себе прямо, не опасаясь за собственную жизнь… было сброшенного на плечи того, кого не жалко. Меня просто списали со счетов.
Естественно, мои излишние беспечность и доверчивость нужно было наказать. И наказали. Похитили практически прямо у дверей суда, затолкав ранним зимним вечером в машину.
Куда меня везут, я не знала — трудно что-то увидеть, лёжа на полу между передними и задними сидениями машины и, хватая ртом воздух, пытаться восстановить дыхание после сильного удара в живот. Зато знала, что со мной будут делать — сидящие в салоне автомобиля, мордовороты лично просветили в этом вопросе.
А еще прекрасно осознавала, что живой меня не выпустят, если уж соизволили не прятать лица.
Дальнейшее я помнила плохо — всё перекрывала боль и собственный крик, переходящий в бессмысленный вой.
Они хотели знать. Всё. Каждую мелочь — слова, жесты, выражение лица при ответе на вопросы… всё, что я видела за время общения со своим подопечным.
Когда теряла в очередной раз сознание, в душе молилась только об одном — умереть. Умереть, чтобы не сойти с ума. Чтобы не дожить до того момента, когда меня действительно сломают. Чтобы уйти за грань, не растеряв окончательно те крохи достоинства, что еще остались…
Потому тихая истерика, накрывшая меня, когда я в очередной раз очнулась, не позволила оценить реальность происходящего. В голове билось только одно: «сейчас продолжат». Только спустя несколько минут осознала, что помещение совсем не то, где меня держали. Да и на мои метания так никто и не среагировал.
Комната оказалась странной — белые стены, плавно перетекающие в белый же потолок, такого же цвета пол и кровать, на которой я пришла в себя. Всё правильной формы… этакий идеальный квадрат со сглаженными углами. В общем, было от чего задуматься. Но даже все мои убогие домыслы начинающего писателя не соответствовали действительности.
На контакт со мной пошли только часа через три, по моим прикидкам. Человек со странной, чуть зеленоватой кожей оказался таким же, как и я… ну, почти. Если выразиться прямо — тоже попаданец. Он-то и поведал о том, что произошло.
Раз в пять лет система переноса, после проведения аналитических статистических выкладок, осуществляет поиск и перенос не более четырёх человек из разных временных промежутков и разных стран. Единственные критерии, соблюдающиеся системой — склонность к творческому мышлению и возраст, не превышающий двадцатипятилетний рубеж.