Уорк ко мне так и не дозвонился, а вот шеф…
— Доброго утра, Гонзалес, — я вся же не рискнула открыто проигнорировать Приса Гота.
— Доброго, шеф, — одновременно помешивала на большой плоской сковороде свежую печень со специями и с обжаренными до золотистой корочки колечками лука, пытаясь сообразить, как аккуратнее задать свой вопрос…
Этого делать не пришлось — начальство само этим утром терпением не отличалось.
— Позволь узнать, шериф, с какой радости ты устроила этот цирк? — мужчина разве что только огнем не плевался на том конце связи, — Зачем к задержанному мелкому воришке был применен протокол содержания «пять-А»?
— На то были свои причины, шеф, — теперь я уже спокойно и безмятежно занималась своими делами — он так ни о чем и не догадался, — вскрылись новые обстоятельства, требующие условий особого содержания задержанного.
— И что же это за обстоятельства, — тем временем бушевал тот, — что они требуют от тебя проявить недоверие к своему отделу?!
Промолчала. В большей степени потому, что на такой откровенно неуместный вопрос даже отвечать не захотела. Ну и чтобы он сам вспомнил, о каком доверии к «своему» отделу он может говорить.
Видимо, дошло, потому как тишина повисла и с той стороны. Ненадолго, правда:
— Гонзалес, я требую отменить протокол и предоставить мне через полчаса полный отчет о проведенном вчера расследовании по делу о воровстве, в котором, я так понимаю, признался задержанный. И молись всем Силам, чтобы причины для сокрытия информации от меня у тебя были действительно серьезные!
Кажется, свое место работы я покину даже раньше, чем предполагалось. Выход один — идти ва-банк. Если сегодня не предоставлю истинного убийцу и не докажу его виновность, то завтра уже буду совершенно свободна вообще от каких-либо дел.
Нет, я еще не забыла о своих планах уйти из этого опостылевшего места, где сотрудников оценивают не по качеству и уровню выполненной работы, а руководствуясь исключительно домыслами и влиянием собственного менталитета (что бы мне там ни пытался доказать брат, традиции — одно, но и свою голову на плечах иметь надо).
Просто одно дело — уйти красиво, громко хлопнув дверью. На пике, так сказать. И совсем другое — быть выгнанной за несоответствие. Нет, это не тщеславие — голый расчет. Мне еще на новом месте устраиваться, и повтора сложившейся здесь ситуации я не хотела. В нашей среде — как в маленьком городке: все друг друга знают. И то, что обо мне постараются навести справки — не вопрос. Пусть сразу знают о моих зубках и не будут идти на поводу у слухов.
— Нет, шеф, — с трудом поборов желание дать петуха, ровно и довольно прохладно, но твёрдо, произнесла, тем самым нарываясь на еще большее недовольство Приса Гота, — утром отчета не будет. Если вы так пожелаете, он будет предоставлен к концу дня.
— Вы даете себе отчет в собственных действиях, Гонзалес? — голосом же самого начальника теперь можно было замораживать.
— Более чем, — и даже кивнула для верности, хоть и знала, что он этого не видит.
— Что ж, остается на это только надеяться, — ауд сделал паузу и, все же не удержавшись, более эмоционально добавил, — Молись Силам, шериф, и своей удаче! Если сегодняшним вечером я не получу отчет — ты уволена без выходного пособия!
— Принято к сведению, — как ни странно, но той самой, еще вчерашней боли от предательства я уже не почувствовала. Привыкаю, наверное.
Комм отключила вовремя — печень чуть было не подгорела, и нужно было срочно заняться остальной готовкой, не отвлекаясь ни на что остальное. В данный момент от исхода моего кулинарного священнодейства зависела не только моя карьера, но и вся дальнейшая жизнь.
— Рота, подъём! — полурыком, стараясь перекричать шум мужского похрапывания, принялась будить кровного братца, — Дронг, ну же! Вставай!
— Молчи, женщина, — проворчал тот откуда-то из-под подушки, — твоё место на кухне — поддерживать огонь семейного очага.
— Только что оттуда, — добавив загадочности в голос, попыталась завлечь вредного мужчину и заставить проснуться.
— Да? — любопытный нос выполз наружу, смешно задвигался, принюхиваясь, и братец сразу поинтересовался, — А чем это так вкусно пахнет?
— Вставай — узнаешь, — продолжила попытки настроить его на утренний подвиг я.
— Что-то мне уже страшно немного стало от твоего энтузиазма, — эта зараза и не подумала подниматься, переворачиваясь на спину и удобнее подсовывая под голову взбитую кулаком подушку, — Ты даже когда тебя Большая Ма заставила пройти курс традиционной тэнквартской кулинарии, на такие вещи способна не была. Вообще грубо плевала на все надежды главы рода сделать из тебя прилежную тэнквартскую жену. Что происходит, рассказывай.