И я закричала…
Очередная схватка накрыла с еще большей силой.
— Кажется, нашему ребенку не терпится показаться на свет, — прошептал мне в губы теперь уже… муж?
Дальнейшее будто смазалось в расплывающуюся перед глазами кашу.
До готовой родильной палаты меня так и не довезли (кто бы сомневался!). Новоиспеченный муженек по такому случаю узнал о себе много интересного… сначала от меня, потом от сестрички, прибежавшей на вопли, следом еще и от врача, принимавшего роды в экстремальной обстановке — прямо на каталке, у самого входа в больничный храм. Из коридора все у того же входа тоже громогласно проходились по родословной «того козла, который…» и дальше по списку — по ту сторону входных дверей застряла другая процессия, уже с новорожденным, пришедшая для посвящения младенца Силам.
Потом и я уже просто не стеснялась в выражениях и в перерывах между потугами орала все, что думаю о своем новом благоверном. Так просто, от жуткой боли. Чтобы хоть немного отвести душу… Кажется, слышала вся больница.
Зато потом была чудесным образом вознаграждена прелестной девочкой. С оливковой кожей, крохотными рожками и совершенно замечательными темными кудряшками. Правда, долго полюбоваться на собственное драгоценное чудо мне не дали — этот хамоватый наглец, её новоиспеченный папаша, сграбастал дочь в свои лапищи и уставился, как на седьмое чудо света.
Все-таки он у меня такой… неотёсанный в чем-то. Ну, ничего — и это мы со временем исправим.
Оказалось, это была последняя моя связанная мысль.
Эпилог.
— Девяносто один, девяносто два, девяносто три… — я лениво наблюдала за старшей пятилетней дочкой, которая с поистине папиным, то есть ослиным упрямством уничтожала в хлам его же любимый межпланетный передатчик.
У неё, у нашей Зэл, это называлось «разобрать». Я, конечно, даже спорить не буду. Она распотрошила эту фиговину на такие мелкие детали, что даже конструировавший её инженер потом самостоятельно не соберет. Дочка же, чтобы не забыть где, что и откуда она это вырывала с мясом, раскладывала в аккуратные кучки и считала.
Собакен, вымахавший до размеров приличного такого теленка, радостно копошился рядом и догрызал то, что дочь не доломала.
Беспокоиться по этому поводу лично я даже не думала — пусть у муженька голова болит. Потому сидела, поглаживая уже округлившийся животик и устало вытянув ноги вперед — все-таки бегать с животом за преступниками становится все тяжелее.
Жизнь у нас с Фамиром сложилась неплохая. Особенно у него, после того, как признал, что был на сто процентов «рогатым (в прямом смысле этого слова — роговые образование на лбу у тэнквартов никто не отменял) козлом, которого еще учить и учить надо». Это не мои слова — Большая Ма после любования первой родившейся внучкой ему мозги вправляла.
История неожиданного появления моего тогда еще только будущего мужа была просто и терниста: после затянувшегося запоя тэнкварт начал приходить в себя и осознавать сотворённых им же бед. Ему долго отказывали в выдаче пропуска на территорию рода Тха. Моя приёмная мать была очень на него зла. Идти Фамиру пришлось окольными путями — вызывать на откровенный разговор Дронга. По морде, говорят, он тогда от братца получил знатно. Убеждать в своём раскачивании дорогого родственника пришлось долго. Я подозреваю, что у мужа тогда вряд ли бы что-то получилось, если бы не желание брата сделать меня счастливой, а моего еще не рождённого ребенка законнорождённым. Потому со скрипом, но Рха был все же допущен ко мне, получив возможность наладить со мной отношения.
Я с её словами был согласна, потому муженьку еще примерно год после скоропалительной женитьбы пришлось прощение выпрашивать. Первую половину срока отбыл в моих наказаниях за козлиное поведение, вторую — за испорченную свадьбу.
Он мне, правда, потом предлагал организовать пир на весь мир, в смысле отгрохать такую свадьбу, что даже у глав Синдиката не было, но я отказалась — смысл всего этого потерялся. Свадьба — это сюрприз, долгая подготовка к событию, предвкушение, девичник и новые впечатления от семейной жизни… а какие могут быть новые впечатления, если ты уже год растишь с этим индивидом совместного ребенка и уже знаешь не розовых мечтаний послевкусие, а семейных скандалов вкус.
Но я не жалуюсь. Зато смогла под шумок его «везде виноватости» отстоять своё право остаться в профессии.