Подходя к двери, я заметила своего кузена, который задержался и о чем-то беседовал с одним из своих одноклассников. Как и раньше, он не удостоил меня взглядом, зато, подобно Джейку, скользнул взглядом по Уиллу. И я была точно уверена, что вспышка ледяного холода, сверкнувшая в его глазах, мне не почудилась.
Конец дня прошел довольно спокойно. Ничего не подозревавшая тетка упивалась своей победой. Николь рассказала ей все в мельчайших подробностях, естественно приукрасив и добавив от себя несколько вымышленных предложений, которые выставляли меня не в самом лучшем свете. Моя не особо одаренная умом кузина ни о чем не догадывалась, поэтому из ее слов выходило так, что я довольно в унизительной форме упрашивала красных простить мое «кощунственное и несправедливое» высказывание по отношению к ним. Меня это раздражало. Но возражать было бы неразумно, поэтому я просто старалась пропустить их глумливые слова в мою сторону мимо ушей.
Неделя тоже пошла своим чередом. История с моим публичным извинением привлекала все меньше и меньше внимания у красных, которых больше интересовало, кто, как и где собирается провести зимние каникулы. Даже Камилла, упорно пытавшаяся сконцентрировать внимание на ролике с извинением, любезно снятым и выложенным красными в чате, вынуждена была признать свое поражение. Красные посмеялись, поглумились, поиздевались, и теперь переключились на другие темы, которые занимали их сейчас куда больше, чем я. Они обсуждали не только места, куда поедут отдыхать, но и гардероб, который собираются носить и приобрести в Европе. Тут и там сверкали имена самых знаменитых домов Моды и известных кутюрье. Но в отличие от обычных людей, с которыми я общалась раньше и которые в подавляющем большинстве тоже принадлежали к высшему сословию, в их словах не было ни капли восхищения; они воспринимали эти марки как дань, как нечто само собой разумеющееся и столь привычное, что местами я улавливала откровенную скуку. Близняшки, например, открыто выражали равнодушие к новым коллекциям и мечтали на этот раз обнаружить в Европе нечто более экстравагантное, что позволит удовлетворить их пресытившийся и откровенно скучающий вкус.
К моему несказанному удовольствию, подобно остальным красным, Николь тоже собиралась заграницу. С ней ехали ее подружки, и я порадовалась, что хотя бы эти две недели я ее не увижу и не услышу. Это само по себе можно было считать удавшимися каникулами.
Пребывая в более-менее сносном расположении духа, которое было вызвано рождественскими хлопотами и поездкой Николь, тетя разрешила мне встречаться с Уиллом и Джин после занятий столько, сколько будет надо, не забыв отпустив несколько обидных замечаний в их сторону. Как я и предполагала, когда я о них заговорила, ее нос презрительно сморщился, а тонкие губы скривились в брезгливой гримасе. Однако стоило мне упомянуть Карла фон Рихтера и его задание на каникулы, как ее лицо тут же стало грозным и она строгим голосом приказала мне выполнить все, что было задано. «Иначе ты уже знаешь, что тебя ждет, — язвительно добавила она. — Больше на мое милосердие не рассчитывай!»
Новость я сообщила Уиллу, и после последнего урока политологии мы остались в классе, чтобы посидеть над заданием Карла фон Рихтера. Сам учитель больше не разговаривал со мной наедине, но, прежде чем покинуть класс, он заговорщицки мне подмигнул. Пока Джин, Уилл и Адам, его сосед по парте, дружно склонили головы над листком, я размышляла о том, почему учитель подсказал мне ту идею. Было ли его намерением просто облегчить предстоящее мне испытание, или за всем этим стояло нечто намного большее? Предвидел ли он мой поступок? Ведь он не говорил мне изменить текст так, чтобы вышло извинение перед наказанными из-за меня ребятами. Эта идея пришла ко мне намного позже. Она была полностью и целиком моя. Ведь так?
— Алекс, — вывел меня из задумчивости голос Уилла. Он подвинул ко мне листок, предлагая ознакомиться с заданием.
Я скользнула по нему глазами, даже не читая.
— Я возьму то, что останется.
Трое ребят посмотрели на меня, но ничего не сказали. Я вполуха слушала, как они совещаются, затем каждый переписал себе вопрос, и Уилл подвинул ко мне последний, обведенный специально для меня. Я молча сунула его в сумку.
Наконец Адам поднялся, попрощался и скрылся за дверью. Уилл и Джин медлили, обмениваясь неловкими взглядами.
— Ну, на этом все? — протянула я, теребя ремешок сумки и мечтая поскорее оказаться за пределами школы.
Уилл встал, оглядел коридор, закрыл дверь и снова сел.
— Мы тут посовещались и решили, — начал он, явно чувствуя себя неловко и словно опасаясь моей реакции.