— Как это учиться… там? — снова спросил Уилл, пока Джин исправляла что-то в моей тетрадке.
— Где? — не сразу поняла я. — В Европе?
— В обычной школе, — отозвался Уилл. — Где учатся… не такие как мы. Там тоже так же?
Джин немного приподняла голову от моей писанины. Я видела, что тоже она слушает.
— Нееет… Там все по-другому, — протянула я, удивляясь их наивности. — Есть, конечно, тоже много всяких несправедливых вещей, но то, что творится здесь… В моих прежних школах учителям запрещалось даже голос повышать на учеников, иначе их могли сразу выгнать. Я уже не говорю… о чем-то похуже. За это и в тюрьму можно угодить. И с дискриминацией там стараются бороться, не то, что тут, — перечисляла я, совершенно позабыв о своих слушателях. — Существуют даже специальные законы, которые охраняют права учеников. Вот однажды в моей прошлой школе…
Тут я вспомнила, но было уже поздно. Лица у обоих вытянулись, и я тут же пожалела. Какой толк рассказывать им о жизни за пределами этой школы? Легче от этого все равно никому не станет.
— Неважно, теперь это все в прошлом, — мрачно закончила я свои рассуждения. — На какой странице мы остановились?
Миссис Джеймс и во сне не снилась произошедшая во мне перемена. На следующий день, завидев второе готовое домашнее задание, она вызвала меня к доске, очевидно решив до конца уличить в обмане. Но ее ждало разочарование. Благодаря подробному объяснению Джин, которой химия давалась с легкостью, ответила я вполне сносно, и ей не оставалось ничего другого, как скрипнув зубами отпустить меня восвояси. Впрочем, как оказалось, меня это вполне устраивало: раньше открытый бунт против нее казался мне единственным способом отомстить за все те унижения, через которые она заставляла меня проходить. Но теперь, благодаря Уиллу и Джин, я могла доводить ее, не рискуя получить наказание. Знаю свою противницу, я ничуть не тешила себя мыслью, что мои успехи в учебе радуют ее, как должны были бы радовать любого другого учителя, если бы его самый непослушный ученик вдруг начал вести себя самым благоразумным образом. Наоборот, я отняла у нее повод наказывать меня на виду у всех, и затаенная внутри нее злоба не находила выхода, с каждым днем все больше и больше поедая ее изнутри. Она искала причину придраться ко мне, но не находила ее. Она проверяла мои уроки с такой дотошностью, с какой не проверяла больше ни у кого в классе. И их совершенство, благодаря трудам Джин, приводили ее в бессильное бешенство.
Я с опаской ожидала, что она найдет, как мне отомстить, но чем больше близились каникулы, тем эти опасения постепенно улетучились. Время шло, и она, казалось, смирилась и даже оставила меня в покое. В конце концов, в глазах всех она вышла победительницей: мое публичное извинение, мои прекрасно подготовленные уроки и даже мое примерное поведение — все это можно было бы приписать ее заслугам. Она победила. У нее больше не было поводов ко мне придираться. Однако мы обе прекрасно знали, что все это было не более чем прекрасно разыгрываемым на публику спектаклем. Зная свою соперницу, я понимала, что опасность отнюдь не миновала, а лишь затаилась, ожидая своего часа. И на всякий случай всячески избегала оставаться с миссис Джеймс наедине.
Что касается моих напарников по внеклассным занятиям, то лучшими друзьями мы не стали, но все же немного сблизились. Особенно с Уиллом. Сидеть с ним в столовой уже вошло в привычку. Даже если я по какой-то причине задерживалась, то находила его за моим столом, к которому, сама того не заметив, начала относиться, как к нашему. Джин к нам не присоединялась, предпочитая сидеть отдельно. С ней мы разговаривали только, когда собирались после уроков, если такое было запланировано. В другое время лишь приветствовали друг друга кивками. Это меня немного расстраивало. Я могла поговорить с Уиллом, но все наши разговоры сходились к учебе, или же мы просто молчали. И я подумала, что не мешало бы иметь подругу, с которой можно было обсудить и другие вещи. Например, эти неловкие паузы или перекрестные взгляды, а иногда и пальцы Уилла, которые как бы невзначай касались моей руки. Однако дальше этого дело не шло; и надобность в подруге не была такой уж острой, чтобы искать сближения с неразговорчивой и скрытной Джин.
Однажды Уилл поймал мой взгляд, направленный в сторону Джин, которая как обычно сидела отдельно, ковыряя вилкой в тарелке.
— Ее сестра в классе желтых, — бросил он, словно этим было все сказано.