Миссис Эллис направилась к ней решительным шагом.
– По-твоему, это смешно? – спросила она, имея в виду наши тела, наши жизни, наше будущее. Девочка притихла.
Мы с Кассандрой переглянулись. За пределами класса мы не воспринимали свою телесность с такой серьезностью. Мы обожали обсуждать всякие дикие истории – например, как чей-то знакомый парень вытатуировал на себе отметины, потому что чувствовал себя девушкой. Слышали мы и о девушках, которые считали себя парнями и наносили себе раны, пытаясь избавиться от предсказаний с помощью шрамов. Взрослые о подобном умалчивали, но мы с упоением обсуждали такие истории. Они намекали, что существует куда более обширный и сложный мир, простиравшийся далеко за тесные границы двух гендерных ролей – мужской и женской, внутри которых крутилась наша привычная жизнь.
– Девочки, – сказала миссис Эллис, – надеюсь, что если вы чему-нибудь сегодня и научитесь, так это уважению к себе.
В тот день на уроках мы с Кэсси обменивались записками. Мы писали друг другу послания объемными буквами и сворачивали полоски, вырванные из тетрадей, во все более тугие квадратики, пока те не становились толстыми, несгибаемыми. Конечно, на самом деле наши записки были всего лишь бумагой, которую легко было порвать, или смять, или еще как-нибудь деформировать. Существование их было столь же мимолетно, как и наше детство, которое явно подходило к завершению. И я предвидела, что Кассандра станет взрослой раньше меня. Я чувствовала, что ее превращение уже на носу, ощущала, как с каждым часом оно подбирается все ближе.
Это было в пятницу. А в воскресенье, когда ранним утром мама разбудила меня и позвала к телефону – звонила Кассандра, – я поняла, что была права. Я встала и проследовала за мамой на кухню, прижала трубку к уху. По телефонной связи голос Кассандры все еще был голосом моей подруги, но что-то изменилось. Она вступила в превращение.
Кассандра жила в шести кварталах от нас, в более престижной части района. Я надела кеды и пошла к ней, раздумывая над тем, что скажу ей, когда приду. Представляла, как внушаю ей: «Будь разумна. Будь осторожна. Ты вступаешь в сложный и опасный период».
К тому времени когда я добралась до ее дома, я уже вся вспотела. Я притормозила у дорожки из плитняка, чтобы стереть влагу с висков. Перед домом в колониальном стиле, в котором жила Кассандра, красовался безупречный газон. Несмотря на то что ее родители были в разводе, денег, времени и желания поддерживать респектабельный фасад у них было предостаточно. Это нередко вызывало у меня зависть к Кассандре, но тем утром я была слишком взволнована, чтобы предаваться подобным мыслям. Я вошла, не дожидаясь, пока мне откроют дверь, и поспешила на второй этаж, пока миссис Хан не успела меня перехватить. На взрослых времени не было. Время предназначалось для девушек, или – в случае Кассандры – девушек, ставших женщинами.
Я распахнула дверь в комнату Кассандры и обнаружила ее стоящей в центре спальни, отделанной в пастельных оттенках. Моя подруга, только что вступившая в превращение, стояла, вытянув руки вперед, словно совершала подношение. Голая. С тех пор как мы втроем раздевались, чтобы взглянуть на отметины друг друга, прошло немало времени, поэтому вид Кассандры – изгибы ее талии, бедер, оформившейся груди – стал для меня шоком. Ее тело демонстрировало то, о чем я уже давно была наслышана, но ни разу не наблюдала вблизи: что как только девушка обретает взрослые отметины, она преображается.
Мари тоже была там и стояла, вжимаясь в угол, будто пыталась себя сдержать.
– А мы тут тебя ждем. – Кассандра оглядывала свое тело, но с несколько отстраненным видом, словно оно не имело к ней отношения. – Давай со спины начнем. Сама знаешь, как сложно толковать отметины в зеркальном отражении.
Я подошла к Кассандре и легонько провела кончиком указательного пальца от родинки к родинке, словно играя в «соедини точки» между ее лопатками и позвоночником. От моего прикосновения кожа Кассандры пошла мурашками. Она нервно хихикнула и отошла.
– Прости, – сказала она. – Я все еще привыкаю к ощущениям.
– Я не буду сильно давить, – пообещала я.
Новые отметины Кассандры выглядели так, словно были на ней всегда. Тем утром она проснулась, и они уже были на месте, появившись, как и ожидалось, без лишнего шума. Одновременно загадка природы и самое обычное дело. То, что предрекали ее детские отметины, по-прежнему имело значение, даже сейчас, когда они выцвели и пропали, но этот переход к взрослости конкретизировал все прошлые предсказания.