Обед был накрыт на веранде. Потягивая уже не первый крепкий коктейль, она ждала стэйк, разглядывая посетителей. За соседним столиком сидела пожилая пара, которую Марина приметила еще на пляже: сухонькая бойкая старушенция с легким тиком или начинающимся «паркинсоном», отчего ее белые кудряшки забавно вздрагивали, а губы причмокивали, и ее муж — дородный, пузатый дед, заботливо подвязывающий ей салфетку под подбородок и перекладывающий подальше от нее нож. Жена недобро глядела на него, раздражалась и что-то выговаривала на французском. «Вот такими мы могли быть с Сашкой в старости. Он точно довел бы меня до тика, а потом слюни подтирал», — подумала Марина. Старушка вдруг радостно взвизгнула и попыталась захлопать в ладоши, но перевернула на себя стакан сока, даже не заметив. Муж подскочил, всплеснул руками, а она во все глаза смотрела на тропинку, ведущую к пляжу, на которой появились наездник и лошадь.
Мускулистый, лоснящийся на солнце темный торс всадника казался слитым с лошадиным крупом. Они остановились и замерли. Лошадь опустила голову до земли. В контражуре солнца их очертания расплывались и ширились, превращаясь в черную, гигантскую тень Кентавра. Захотелось разглядеть их поближе. Марина вышла из-за стола и слегка неуверенно пошла по тропинке, понимая, что перебрала со спиртным.
Всадник оказался улыбчивым молодым парнем, чем-то похожим на свою лошадь — они оба были темной масти и лоснились на солнце, как полированный рояль. Хозяин лошади поклонился, растянув рот в белоснежной улыбке, а лошадь повторила за ним, мотнув головой и обнажив огромные желтые зубы. Марина рассмеялась, понимая, что они так приветствуют клиента. Спешившись, наездник представился длинным именем, которого Марина не запомнила и мысленно назвала его Кентавром. Он стал объяснять, что надо знать, катаясь верхом и, прежде всего, рекомендовал вернуться в номер и переодеться, но Марина взмолилась: «Пожалуйста, прямо сейчас, а то передумаю. Мне так давно этого хотелось, но боялась. Уйду — не вернусь, я знаю». Потерять заработок катальщику не хотелось. Он согласился.
Вообще-то Пабло Матиас Хозе, а его звали именно так, был опытным берейтором. Его вороной Рики породы Пасо Фино имел превосходный шаг и понимал хозяина с полуслова, выполняя команды беспрекословно. А как могло быть иначе? Они ведь в этом отеле чаще всего катали женщин и детей. Для этого у Пабло было специальное двойное седло. По желанию клиента можно было сидеть впереди наездника, словно управляешь лошадью, либо сзади, если боишься. Детей он усаживал перед собой, они были бесстрашнее, да и удержать таким образом легче, чтобы не свалились. Когда они с Рики заметили приближающуюся к ним нетвердой походкой женщину, то решили вежливо отказать — пьяных они не катали, но женщина подошла ближе. Алкоголем от нее не пахло, скорее, чем-то травяным и медовым, как чай, который Пабло заваривал по утрам. Если и пила, то немного — парочка коктейлей, иначе бы Рики взбрыкнул, а он только навострил уши. У женщины блестели глаза, она улыбалась и была так приветлива и красива, что Пабло сдался, да и Рики, покосившись на хозяина, тихонько фыркнул. Это означало, что Рики смеется — женщина ему тоже нравится, почему бы не покатать, но лучше посадить ее сзади и пристегнуть ремнем безопасности. Так и договорились.
Пабло приготовился подсадить женщину. Она оказалась легкой и ловко взлетела в седло, но ее сарафан вздулся цветным куполом над его головой, и Пабло обомлел. Под сарафаном обнажилось то, отчего его бросило в жар — он успел разглядеть ничем не прикрытый треугольник бледной раковины внизу живота, в которой пряталась еще одна — ярко розовая.
Марина, прыгнув в седло, заметила смущение всадника, его опущенные глаза, подрагивающие пальцы и поняла причину, вспомнив, во что одета, вернее, во что не одета… Теперь этот Кентавр не сможет выкинуть из головы ее голую задницу. Несчастный. А сможет ли она?
Лошадь шла тихим аллюром. Марина, обхватив ногами всадника, прижалась к нему всем телом, чувствуя волну возбуждения, поднимающуюся из той самой, незащищенной ничем точки, трущейся о седло: «Быстрее, быстрее, прошу тебя…» У Пабло сводило судорогой мышцы, и казалось, на пояснице открылась рана от близости прожигающего насквозь моллюска.