— Не надо, дядя… — дрожащим голосом проговорила девочка. — На кухне гора посуды.
— Нет. На кухню пойдешь попозже. А сейчас ты мне нужна здесь. Ты поняла меня?! — Он стоял перед ней обнаженный.
Глаза Нины округлились, когда она увидела то, о чем девушки ее возраста даже и не разговаривают.
— Нет… не надо… — прошептала она.
Дядя Лео налег на нее всей массой своего тела и придавил.
Ей было больно.
— Не надо! — закричала Нина громко. Слезы покатились у нее из глаз.
Дядя Лео тяжело дышал, хрипел и весь покрылся потом. То, чем он занимался, явно доставляло ему огромное удовольствие… Нина не испытывала ничего, кроме боли и безграничного отвращения. То, что происходило с ней сейчас, казалось ей даже более ужасным, чем то, что случилось в деревне… или таким же ужасным. И ей хотелось, чтобы все это быстрее закончилось.
Тетя Марико ушла к соседке, и дядя Лео закричал:
— Нина! Где ты? Иди быстрей сюда!
Девушка нахмурилась. Она знала, зачем он зовет ее. Это происходило каждый день. И всякий раз она чувствовала все большее омерзение. Иногда ей хотелось убить дядю — перерезать ему горло ножом…
«Может, сегодня я это и сделаю? Наконец-то сделаю?» — подумала Нина, направляясь в спальню.
Дядя Лео стоял в халате посередине комнаты. И манил к себе пальцем: «Иди, иди сюда, моя крошка!»
Нина подошла.
— Раздевайся! — приказал Лео.
Нина начала медленно раздеваться.
— Послушай, — Лео нахмурился, — ты каждый раз делаешь такое лицо, словно я не удовольствие тебе доставляю, а заставляю вычерпывать навоз голыми руками! — Он повысил голос: — Ты можешь вести себя по-другому?!
Руки Нины задрожали. Она вспомнила зловонную яму с навозом, в которую пришлось окунуться, чтобы спасти себе жизнь, пока бандиты убивали ее семью. Ей казалось, что незримая яма с дерьмом, в которой она оказалась сейчас, была еще более гадкой…
— Хватит ломать спектакль, ложись скорей! — закричал Лео.
Нина покорно легла на кровать.
— Ты лежишь, как кукла, — прошипел дядя, — как неживая кукла! Ты можешь быть поактивней, а? Можешь показать свою страсть?
Нина ничего не хотела показывать, она просто терпела.
— Ты притворяешься бесчувственной куклой, механическим манекеном… даже не хочешь мне помогать, — зло произнес дядя в перерыве между «подходами». — Ну что ж — я и буду относиться к тебе, как к кукле…
Утомившись, дядя Лео упал на кровать и захрапел. Переход от секса ко сну произошел у него, как всегда, мгновенно. Перед этим он успел дать Нине поручение прибрать в спальне. Она беззвучно передвигалась по комнате с метелкой и тряпкой и чувствовала себя словно в обмороке. Действительно, механическая кукла — без воли, без чувств, без желания жить. Она чувствовала, как ей плохо и как она несчастна. Но на нее нашло какое-то отупение, душа ее превратилась в подобие засохшего хлеба — и она, тупо глядя перед собой, продолжала убираться.
Сочи
Лена Басова сидела в инвалидном кресле перед подъездом дома и щурилась от ярких лучей солнца.
Дышать свежим воздухом, радоваться солнечному свету, смотреть, как здоровые люди ходят по улице, ведут своих детей, улыбаются, — вот и все, что ей осталось.
Федя больше и не появлялся. Сначала Лена возненавидела его… в ее голове мелькнула безумная мысль нанять киллера, чтобы он расправился с Прониным. Но потом все как-то сошло на нет, и в душе Лены не осталось ничего, кроме равнодушного сожаления. Она влачила жалкое существование, на пенсию по инвалидности не развернешься, и тем не менее она каждый день занималась физическими упражнениями. Это помогало ей справиться с бедой и вселяло надежду. За несколько недель упорного труда она смогла значительно развить подвижность правой руки. Доктор Сизин, работавший над докторской диссертацией, изредка навещал ее и подбадривал.
— Гуляете? — Претендент на высокую научную степень обнял за плечи Лену.
Она повернулась к нему и улыбнулась.
— Пришли меня проведать? — Она не знала истинной причины, по которой к ней зачастил доктор, и всякий раз встречала его улыбкой.
Он, в свою очередь, и не думал раскрывать свои истинные намерения.
«Пусть мое внимание согревает ее, — думал он. — Главное, чтобы она не прекращала тренировки».
— Занимаетесь?
— Да, каждый день, только, кажется, усталость накапливается. — Она несколько смутилась от собственной жалобы.
— Вы чувствуете, что ваше тело окрепло?
— Только верхняя часть, доктор.