Лена полулежала в своем инвалидном кресле словно в забытьи, но, услышав осторожный стук в дверь, встрепенулась:
— Кто-то пришел!
— Да… — Нина побледнела. Слабый стук повторился. Она бросилась к двери.
Распахнув дверь, она никого не увидела. Простояв на лестничной площадке несколько томительных секунд, она услышала шепот:
— Все в порядке? Просто кивай или мотай головой!
Нина кивнула. Быков стоял, прижавшись к стене. Яркий солнечный свет из узкого оконного проема не достигал его.
— Милиции нет?
Она отрицательно покачала головой.
— А вообще они вас донимали?
Она вновь мотнула головой.
— Серьезно?
Нина кивнула.
— Ты говоришь правду? — В голосе Быкова сквозило недоверие.
Нина опять кивнула. Она устала молчать. Ей больше всего хотелось сказать Виктору: „Да входи же, входи быстрей!“
— Я могу войти?
Она кивнула.
— Это не будет опасно для меня?
Нина энергично замотала головой.
Виктор выступил из-за угла. Как он был изможден!
— Иди, все в порядке! — вслух произнесла Нина.
— Подожди, Ромка остался на улице.
Когда Зотов увидел Нину, ему стало не по себе. Он бросился к ней и, не стесняясь Лены и Виктора, стал целовать.
— Что они с тобой сделали! Скоты.
Виктору некогда было обращать внимание на их лобызания. Его больше заботило состояние Лены.
— Тебя сильно били?
— Забудь об этом. — Она старалась сделать так, чтобы он не нервничал.
Зотов сильно обнял Нину, и та вскрикнула.
— Что такое?
— Спина, — простонала девушка и поспешила сесть на диван.
Как ни крути, а женщинам досталось намного больше, чем мужчинам.
— Это моя ошибка, — начала Нина.
— Перестань, мы все поверили Сурену, и никто не был категорически против, значит, все и виноваты.
— Нам не удастся перейти, — удрученно заявил Зотов.
— Я от тебя это уже слышал! — рявкнул Виктор.
— Прекратите, — чуть не плача попросила Нина. — Давайте будем отдыхать и думать, что нам делать?
— Ты хочешь попробовать еще раз? — Ромка удивленно посмотрел на нее. — Пограничники тебе все мозги отбили?
Лена подъехала к Ромке.
— Все кончилось. Слава Богу, все живы. Успокойся.
— Какое там „успокойся“. — Зотов в нервном возбуждении прошелся по комнате, потом внезапно сел и обмяк.
— А почему не было милиции? Вас не допрашивали? — Быков кое-как стягивал с себя футболку.
— Пограничники отпустили нас… мы с трудом добрались до дома… но никто нас больше не тревожил. — На глазах Нины блеснули слезы. — Мы думали, вы уже уехали… думали, вас здесь уже нет…
— Подожди… так не может быть! Вас просто взяли и отпустили? Я же видел, как вашу машину задержали?!
Губы Нины обиженно задергались.
— Нас били… Били, как собак, — так определил капитан. Они выпытывали, где мы спрятали деньги, которые, по их мнению, везли с собой в Грузию. Но мы ничего не сказали… и они решили, что с нас взять нечего, и отпустили. Кинув нам какие-то лохмотья… — Она понурила голову. — А ты говоришь…
— Значит, с милицией вы даже не сталкивались? — Быков думал о своем.
— Нет, Виктор. Нина тебе все сказала. — Лена подобралась поближе на своем кресле. — Мы приехали двенадцать часов назад, а где были вы?
Быков поежился:
— Таскались по горам, но вроде… — он взглянул на напарника, — нас не засекли.
— Лазить больше мы нигде не будем, — решил за всех Зотов, просто засыпая на глазах у остальных.
Ему никто не возразил.
— Виктор, что… дальше? — В голосе Лены не чувствовалось нажима, но это был самый главный вопрос…
— У вас найдется что-нибудь выпить? — прохрипел он.
Она кивнула. Полминуты спустя она подъехала к Быкову с бутылкой водки и красной кружкой „Нескафе“.
— Полегчало? — нетерпеливо спросила Нина, когда Виктор отставил бутылку.
Легче ему не стало, но взгляд прояснился.
— Мне надо уходить… другого варианта нет!
— Не тебе одному — а нам всем! — резким тоном поправила Нина.
Лицо Быкова перекосило:
— Вы до сих пор не поняли, во что собираетесь ввязаться?! Вас чуть не убили! Или этого вам показалось мало?!
— Мы осознаем, что это — не шутки… но мы все равно хотим уйти! — твердо проговорила Басова.
Он посмотрел на женщин. Понимание того, что он несет ответственность и за них, повергло его в смятение. Ведь это означало, что он обязан действовать безошибочно, выверяя каждый свой шаг… Его преследовали, травили. Ему приходилось действовать на предельной скорости и рисковать, потому что без быстроты и риска он вообще не мог ни на что рассчитывать. О какой ответственности можно было вести речь?! Он мог только ощущать ее в своем сердце, во всем своем существе… Это была суровая нежность, подобная той, которую люди испытывали к братьям по оружию на войне.