— Что?
— По-моему… «Здравствуйте!».
— Неожиданно. И что потом?
— Потом… побежала в раздевалку, и я услышал… звон стекла… Понимаете, я думал, что кто-то мячом попал, я думал, что… Пошел смотреть, а там…
— А почему она побежала именно в мужскую раздевалку?
Баграмов беспомощно развел руками:
— Я не знаю…
— Там был кто-то из учеников?
— Кажется, нет…
— А почему вы меня боитесь?
Этот вопрос напугал физрука еще больше.
— Почему вы так… — лепетал он. — Я не боюсь, просто мне… полтора года до пенсии… понимаете…
— Понимаю, — заверил его Крюков. — Я тоже когда-то был следователем прокуратуры. А теперь в участковые сослали. Были когда-то и мы рысаками, Владимир Ованесович. Так что прекрасно вас понимаю. Я пойду в раздевалку, осмотрюсь. Не возражаете?
Баграмов и не думал возражать; он был заранее согласен на все.
Капитан вошел в раздевалку, огляделся. Выглянул в окно. Прошептал:
— Глупость какая…
…Следующим местом в школе, где он успел побывать в этот день, стал компьютерный класс. Там как раз занимались одиннадцатиклассники. Они сидели перед мониторами, увлеченные происходящим на экранах. Судя по лицам учеников, происходящее доставляло им большое удовольствие; многие улыбались. Крюков наблюдал за ними сквозь стекло комнаты преподавателя.
— Хорошие какие лица у ребят, — заметил он стоявшему рядом учителю информатики Игнату Антоновичу Лапикову. — Да, я тут наводил справки… Вас считают талантливым программистом, а некоторые утверждают, что вы не последний хакер в этом городе.
— Это все в прошлом, — заверил Лапиков.
— Как скажете. Но странно, что вы, с вашей квалификацией, торчите здесь, в школе, за полставки.
— Есть причина. Вернее, была.
— И?
— И я вам ее не скажу.
— Вы ее очень любили?
Преподаватель скривился и ничего не ответил. Тогда Крюков сменил тему.
— Во что они играют с такими лицами? — спросил.
— «Спарта», — ответил Лапиков. И пояснил: — Симулятор нового поколения, бета-версия.
— Интересно. И какие правила?
— А нет никаких правил. Вообще. Нет никаких правил, понимаете?
— Нет, не понимаю. А Юров где?
— Он сюда играть не ходит. У него дома, кажется, и компьютера нет.
— А вы не боитесь, что они там… чем-то другим заняты? — поинтересовался Крюков. — Ведь вы здесь, а они — там…
— Я в любой момент могу посмотреть, что происходит на мониторе каждого, — заверил Лапиков.
— Так посмотрите.
— Я не хочу. Это как читать чужие письма.
— Я хочу, — заявил капитан.
Лапиков пожал плечами, набрал нужную команду. На мониторе возникла надпись «Учебное место № 1». На экране обнаженные юноша и девушка занимались сексом. Лапиков быстро переключился. На экране «Учебного места № 3» находился лазерный прицел. В центр прицела попадали люди — и падали с пробитыми головами. Лапиков переключился еще раз. На экране «Учебного места № 8» анимированная модель исполняла стриптиз у шеста. А на «Месте № 11» две фигуры с помощью свернутых в трубочку купюр вдыхали кокаин.
Крюков оторвался от экрана и посмотрел на класс за стеклом. Ира Шорина словно почувствовала его взгляд. Она тоже подняла глаза и увидела Крюкова, внимательно наблюдающего за ними. Быстро набрала на «клаве» какое-то сообщение, отправила Барковскому. Тот отреагировал немедленно, и на каждом экране возник текст с красным восклицательным знаком. Все тут же закончили игру. А через несколько секунд прозвенел звонок; одиннадцатиклассники дружно собрались и вышли из класса.
Глава 3
Стоя в кабинете Липатовой в Следственном комитете, Крюков ждал, когда та закончит разговор по телефону. Наконец она договорила, спросила его:
— Ты чего не садишься?
— В этом кабинете я могу сидеть только в одном кресле — вон в том, — заявил Крюков, указав на ее собственное кресло.
Липатова сразу ощерилась:
— Да пошел ты!
— Зачем звала, Анют? — спросил капитан.
Хозяйка кабинета смотрела, набычившись, и он поправился:
— Виноват. Госпожа советник юстиции третьего класса.
— Мне вчера ночью шеф позвонил, — сообщила Липатова.
— Невежливо.
— А ему, в свою очередь, другой дяденька позвонил, — продолжала Липатова. — Непростой такой дяденька. Тоже при погонах, но из смежной организации. Они с ним на охоту ездят.
— И что?
— Непонятно с чего, но тот дяденька очень интересовался самоубийством Истоминой.
Крюкову не хотелось обсуждать с ней эту информацию, безусловно, важную. Над ней надо было поразмыслить. Потому он произнес первое, что пришло в голову: