Так, например, царь Клеомен I в 494 г. во время военной экспедиции против Аргоса, совершая очередное жертвоприношение, получает неблагоприятные знамения. Но вместо того, чтобы отказаться от дальнейшего движения и вернуться домой, он решает продолжить путь. Однако из суеверной предосторожности Клеомен изменяет маршрут и направляет армию не по суше, как первоначально намеревался, а в обход, по морю (Her. VI. 76). Из этого примера видно, что даже у самых благочестивых людей оставалось место для маневра, если они были уверены в себе и своем деле. Неблагоприятные предзнаменования часто служили предлогом для того, чтобы отсрочить день битвы или начало осады (Her. IX. 36; 61–62; Xеn. Hell. III. 1. 17–19).
Можно привести немало примеров и полного отказа от военных предприятий после получения тревожных знамений. Так, во время Пелопоннесской войны трижды отменялись вторжения спартанцев в Арголиду из-за неблагоприятных жертвоприношений, и войска возвращались домой (Thuc. V. 54. 2; 55. 3; 116. 1). По этой же причине царь Агесиполид в 388/387 г. отказался от проекта постройки форта в Арголиде и вернулся домой (Xen. Hell. IV. 7. 7).
Самыми дурными предзнаменованиями считались землетрясения и затмения (Her. IX. 10. 3; Thuc. III. 89. 1; VI. 95. 1; Xen. Hell. III. 2. 24). Так, землетрясения стали причиной отмены уже начавшихся военных кампаний в 426, 414 и 402/401 гг. (Thuc. III. 89. 1; VI. 95. 1; Xen. Hell. III. 2. 24). С другой стороны, в 413/412 г. землетрясение не заставило спартанцев полностью отказаться от задуманного предприятия. Они только заменили командующего будущей морской экспедицией и на половину уменьшили число кораблей (Thuc. VIII. 6. 5). Затмение также представлялось крайне неблагоприятным знаком. По свидетельству Геродота, именно затмение заставило царя Клеомброта в 480 г. прекратить работы по строительству оборонительной стены на Истме и увести армию пелопоннесских союзников домой (IХ. 10).
Но даже при таких пугающих знаках божественной немилости, как землетрясение или затмение, последнее слово всегда оставалось за царем. Только он как главнокомандующий и верховный жрец мог принять решение о прекращении похода или отказе от битвы. За царем оставалось право по своему усмотрению интерпретировать любое знамение. Так, в 388/387 г. царь Агесиполид, прибегнув к остроумному толкованию самого страшного божественного знака — землетрясения, сумел убедить своих воинов продолжить поход в Арголиду. Вот как об этом рассказывает Ксенофонт: «Когда он (Агесиполид. — Л.П.) ужинал в первый вечер своего пребывания в Арголиде, во время возлияния, совершаемого после ужина, произошло землетрясение. Тоща "обедающие в царской палатке" запели пэан Посейдону, а все прочие вторили им. Воины полагали, что следует уйти из Арголиды, так как и Алис после землетрясения удалился из Элиды. Агесиполид возразил на это, что, если бы землетрясение произошло тогда, когда он собирался вторгнуться в Арголиду, он бы считал, что божество против похода; если же землетрясение произошло уже после вторжения, то оно только знак божеского одобрения. Поэтому он на следующий же день принес жертву Посейдону и продвинулся на некоторое расстояние в глубь страны» (Hell. IV. 7. 4–5).
Иногда знамения помогали полководцам принять то решение, которое было обусловлено военной необходимостью. Так, регенту Павсанию удалось получить благоприятное предзнаменование в момент, наиболее удобный для вступления спартанской армии в Платейскую битву (Her. IX. 61–62). Царь Агесилай в 396 г. отказался от дальнейшего продвижения в глубь Малой Азии под тем предлогом, что «печень жертвенного животного оказалась без одной дольки» (Xen. Hell. III. 4. 15; Hell. Ox. 7. 4). Ксенофонт разъясняет подоплеку этого решения царя. Отказ от похода, по его словам, был вызван отсутствием у спартанцев достаточного количества конницы, без которой на больших азиатских просторах нельзя было успешно сражаться (Hell. III. 4. 15). Как справедливо замечает Р. Паркер, автор статьи, специально посвященной спартанской религии, «шарм дивинации для консультирующегося заключался в необходимости всегда чувствовать, что он действует не наобум. Спартанцам нравились ясные директивы; и многие из их четко выраженных религиозных позиций отражают их склонность вести жизнь согласно фиксированным правилам»[19].
Мы не знаем ни одного случая, чтобы спартанские цари или высшие военные чины выказывали открытое пренебрежение результатами жертвоприношений. Единственный пример, сохраненный традицией, касается поведения гармоста (наместника) Абидоса 389/8 г. Анаксибия. Но, судя по сообщению Ксенофонта, это был лишь незначительный эпизод, не имевший каких-либо существенных для Спарты последствий (Hell. IV. 8. 36).
19