Кастрик пожал плечами.
— Ее берет любой, кто захочет. Она как собака.
На его лице появилась гримаса отвращения.
— Но ты грек, — продолжал он. — А вы, греки, другие. Даже ты, ритор, такой же пес, как и все остальные. Так бери же ее.
— Я купил у тебя и жизнь мужчины, — повторил Посидион.
Он склонился над Спартаком, распухшее, залитое кровью лицо которого исказила гримаса боли.
— Это ценный товар, а ты с ним дурно обращался.
Номий Кастрик изо всех сил ударил Спартака в бок. Фракиец скорчился от боли.
— Я продал тебе его жизнь, — сказал Кастрик. — Но его будет судить трибун. Только он может решать.
Он взмахнул рукой, и двое легионеров подняли Спартака на ноги. Тот покачнулся, затем выпрямился, бросился, опустив голову, на Кастрика, и повалил его одним ударом кулака. Легионеры стали бить Спартака древками копий, и тело его вскоре покрылось широкими красными рубцами.
— Останови их, — сказал Посидион, — или потеряешь богатство.
Кастрик приказал легионерам оставить Спартака.
— Он сбежал. Ты поймал его, — продолжал Посидион. — У тебя есть на него права, но его жизнь также принадлежит мне. Если ты убьешь его, считай, что выбросил золотой слиток в море.
Центурион смотрел на Посидиона, но, казалось, не понимал его.
— Пусть его судят боги, — сказал грек. — Пусть он даст бой на арене. Трибун согласится. Если фракиец умрет, значит, боги наказали его. Если выживет, станет рабом. В любом случае он от тебя не уйдет.
— А ты?
— Мне интересно наблюдать за судьбами людей и выбором богов, — ответил Посидион. — Как ты верно заметил, я грек.
11
Спартак лежал обнаженный, закрыв глаза и вытянув руки вдоль тела.
Кровь засохла на его истерзанной коже.
Легионеры бросили его в деревянную клетку посреди лагеря VII легиона. Они развязали его и поставили рядом миску с похлебкой и глиняный кувшин с водой. Иаир-целитель принес из леса травы, измельченных насекомых, бутылочки со змеиным ядом и принялся лечить Спартака.
С пленником обращались бережно. Он был так огромен, а его сила так велика, что он казался сыном богов. Спартак заслуживал особой смерти, и его оставили в живых, потому что трибун Кальвиций Сабиний решил — безоружный фракиец должен биться с варваром Гальвиксом.
По приказу трибуна дака Гальвикса притащили в лагерь и привязали к возвышению на площади. Он сидел, натянув цепь, как злой сторожевой пес. Легионеры бросали ему хлеб и куски мяса и подталкивали древками копий сосуд с водой.
Гальвикс визжал, пытаясь порвать цепь, и спал прямо на земле, подложив кулак под щеку.
— Это будет хорошая драка, — заметил трибун, когда ему показали Спартака.
Но три следующих дня Спартак не подавал признаков жизни, и Номий Кастрик забеспокоился.
Он много раз подходил к клетке, бродил вокруг, рассматривал сквозь прутья тело фракийца.
Спартак лежал, сжав губы.
Острием меча Кастрик ткнул его в бок, но тот даже не вздрогнул.
Раздался пронзительный вой. Кастрик заметил собаку, лежавшую перед алтарем, на котором приносили жертвы богам, читали знаки их воли и толковали предзнаменования.
Собака настороженно подняла морду, а затем бросилась прочь с громким лаем. Кастрик слышал ее еще долго после того, как она скрылась среди палаток.
Центурион приказал немедленно найти Иаира-целителя и девку, которая называла себя жрицей Диониса и предсказательницей, и отвести их к фракийцу.
Их жизни теперь зависят от жизни Спартака. Если фракиец умрет до начала боя или во время него, им перережут горло. Если Спартак выживет, всех троих продадут как рабов.
Сказав это, Номий Кастрик принес в жертву двух цыплят. Кровь потекла в сторону клетки, куда ввели Иаира и Аполлонию. Печень цыплят была твердой и гладкой, красивого винного цвета.
Кастрик медленно обошел палатку трибуна и направился к площади.
В сгустившихся сумерках он разглядел Гальвикса-дака. Его шею сжимал металлический ошейник, к которому была привязана цепь с большими кольцами. Запястья и лодыжки были связаны. Он сидел согнувшись, но Кастрик держался от него на почтительном расстоянии, словно боясь, что дак может разорвать цепи.
Шея Гальвикса была мощной, как у быка. Победить его можно было только с помощью богов.
Посидион заметил трибуну, когда тот показал ему дака:
— Ты устраиваешь не сражение, Сабиний, а жертвоприношение. Фракиец ранен. Твои легионеры переломали ему все ребра. И ты хочешь, чтобы он дрался с этим чудовищем? Этот варвар напоминает мне огромного осьминога, которого я однажды видел в море у берегов Сицилии. У него руки длинные, как щупальца, и сильные, как тиски. Ты выставляешь против него жертву, а не противника.