Крикс и Эномай тихо разговаривали. Первый был таким же высоким, как Спартак, но более плотным. Низкий лоб и выступающий вперед подбородок придавали его лицу суровое и упрямое выражение. У Эномая были длинные руки и шея. Его голова, заросшая густыми рыжими волосами, казалась слишком маленькой для такого огромного тела.
Спартак слушал их, не отвечая, и они, наговорившись, заснули.
На следующее утро Лентул Батиат, окруженный стражниками, подошел к Гэлу. Тот стоял, скрестив руки, прислонившись к одной из дверей в переходы, ведущие к подземным залам под ступенями амфитеатра.
— Торопишься попасть туда? — начал Батиат. — Не беспокойся! Батиат ничего не забывает. Ты хотел бежать? Ты любишь бегать? Ты будешь бегать.
Батиат повернулся к Курию, свободному человеку, который добровольно стал гладиатором. Он выиграл множество боев и был назначен оружейником гладиаторской школы.
— Проследи за тем, чтобы его хорошенько кормили, — добавил Батиат. — Научи его драться. Я хочу, чтобы он открыл следующие игры. Жителей Капуи поразит зрелище, которое я им готовлю.
Как только ланиста покинул казармы, Курий подошел к Спартаку.
— С тобой советуются, тебя слушают, — начал он. — С тобой твоя женщина и этот Иаир-целитель. Они не отходят от тебя. Батиат, должно быть, дорого заплатил за вас, это видно по тому, как он на тебя смотрит. Он обращается с тобой, как с главой новой группы гладиаторов. Но я его знаю: он жесток и мстителен. Кельт, попытавшись бежать, бросил ему вызов. И если Батиат не убил его сразу, значит, его ждет то, что страшнее смерти. Поговори с Криксом-галлом и Эномаем-германцем, пусть они объяснят ему это. Они доверяют тебе и послушают тебя.
Он положил руку на плечо Спартака.
— Если кельт мудрый человек, он вскроет себе вены. Тогда он умрет счастливой, легкой смертью.
Но кельт, набравшись сил, почувствовал вкус к жизни.
Его хорошо кормили. Батиат даже приказал одной из женщин, что бродили по берегам Вольтурно, приходить к нему. Гэл уединялся с ней в отдельной комнате, и оттуда доносились страстные крики.
— Зачем умирать? — ответил Гэл Криксу. — Я буду драться, выживу и убью Лентула Батиата!
Однажды утром стражники схватили Гэла, связали ему руки за спиной, раздели и вылили на него кувшин свежей крови.
Лентул Батиат наблюдал за их действиями.
— Ты хотел бежать? Теперь попробуй убеги от них!
Трубы и барабаны возвестили об открытии игр в Капуе. Лентул Батиат с трибуны объявил: чтобы достойно открыть эти игры, он выпустит на арену самого красивого из своих зверей, льва из Ливии, и обнаженного человека со связанными руками, у которого есть только ноги, чтобы убегать.
— Если он выживет, я сделаю его свободным!
Батиат приказал открыть ворота. Из одних на арену вышел гладиатор, из других выпрыгнул огромный зверь. По телу Гэла стекала свежая кровь.
Ему не пришлось долго бегать.
Лев разорвал его надвое. Голова кельта скрылось в львиной пасти.
Рабы, купленные в Риме, не участвовали в первых играх. Их нужно было научить сражаться на арене, уклоняться от сети, набрасываемой ретиарием, отражать трезубец или изогнутый меч.
Некоторые должны были уметь сражаться, не видя противника: на голове у них был шлем с непроницаемым забралом-маской.
Другие — среди них Крикс-галл — были с ног до головы обвешаны оружием, столь тяжелым, что они едва могли передвигаться, и их можно было повалить одним ударом. Встать сами они уже не могли.
У Спартака был щит и зазубренный изогнутый меч фракийского воина, а у Эномая — секира с двумя лезвиями и длинной рукояткой, которой он научился размахивать, сбивая с ног любого, кто попытается подойти.
Все они, составлявшие новую группу гладиаторов, вышли на арену во время вторых игр в Капуе.
Было лето, и с Вольтурно поднимался густой туман.
Из помещений, в которых находились звери, исходил едкий запах. Игры начались в конце дня, когда жара стала спадать и наступили долгие сумерки.
Иаир услышал удары оружия, крики, которыми зрители приветствовали самые красивые удары. Затем толпа завопила «Убей! Убей! Прикончи!» Вздох удовлетворения раздался, когда претор опустил палец, отдавая приказ добить побежденных.
А затем Иаир увидел, как оставшиеся в живых гладиаторы медленно спускались в подземелье.
Они пошатывались, их тела были покрыты кровью.