Некоторые из воинов пытались пробиться сквозь толпу и бежать. Но им не удавалось сделать и нескольких шагов, как на них кидались разъяренные рабы, а через несколько минут на поле бросали кровавые куски их тел.
Иногда сражение превращалось в погоню. Воины преследовали друг друга при свете костров, размахивали оружием и ревели как звери.
Наступил рассвет, небо стало голубым, и на поле среди трупов остался только один человек. Спартак подошел к нам и вытолкнул на арену Сабиния.
— Теперь ты, Сабиний. Покажи свою смелость, трибун!
Кальвиций Сабиний — пусть боги простят его, пусть граждане Рима забудут этого трибуна, которого я видел столько раз, когда он первым бросался в бой во главе VII легиона, — был этим утром похож на обезумевшего ягненка. Он бегал по полю среди мертвых тел, распространявших запах крови. Вооруженные люди, сдерживавшие толпу рабов, пихали его древками копий и мечами.
Был ли он уже мертв, когда разъяренные женщины схватили его, разорвали на части, подбросили в воздух его руки, ноги и голову?
Затем, повернувшись к Спартаку, они начали кричать: «Претор! Претор!»
Вариний подобрал меч и направился к залитому кровью человеку, стоявшему в посреди лагеря, к последнему римскому солдату.
Претор остановился в нескольких шагах от него и, взяв оружие обеими руками, пронзил себе грудь и упал на колени.
Последовала долгая тишина, солдат подошел к претору, ударил себя в грудь мечом и осел на землю перед Варинием, склонившись к нему, будто желая поддержать его или обнять.
Я остался один среди мертвой тишины, ожидая, когда придет мой черед погибнуть.
Спартак крикнул, что того, кто убьет меня, он убьет собственными руками. Повернувшись ко мне, он сказал, чтобы я уходил как можно быстрее, и добавил:
— Ты расскажешь все, что видел.
Я прошел сквозь толпу рабов, расступившуюся передо мной.
За своей спиной я слышал их звериное рычание.
Я шел несколько дней и, наконец, встретил людей, граждан Рима.
43
— Нужно было зарезать Кастрика, центуриона, — сказал Курий. — Он все видел.
Курий повернулся и указал Спартаку на толпу, очертания которой терялись в тумане. Вокруг был слышен шум, топот и гул голосов.
— Это войско рабов, — продолжал Курий.
Он сплюнул с ожесточением и пожал плечами, будто сознаваясь в собственном бессилии.
— Их сто тысяч, а может, и больше. Но сколько наберется мужчин, способных сражаться по правилам, отражать атаку центурий? Сколько колонн можно составить из них и бросить на врага? И я, и Посидион, даже Иаир говорили тебе, Спартак: если ты не будешь бить этих бродячих псов, которые думают только о вине, мясе и добыче, мы никогда не сможем сражаться по-настоящему, как армия против армии.
Курий схватил Спартака за руку.
— Номий Кастрик, центурион, понял это и рассказал сенаторам, консулам, легатам. С тех пор как мы вошли в Цизальпину, ни один город не открыл нам ворота и не сдался. К нам не присоединился ни один солдат из двух легионов проконсула Кассия Лонгина. Мы — просто толпа, а побеждать может только порядок!
Он заставил Спартака остановиться и с вызовом преградил ему путь.
— Бей этих обезумевших от свободы собак! Они будут слушаться только тогда, когда у них будет сводить желудок от страха.
Спартак освободил руку и пошел дальше, опустив голову.
— Ты хочешь свободных людей снова сделать рабами? Они пошли за мной, а ты хочешь, чтобы я обращался с ними как хозяин?
— Если хочешь победить, тебе придется это сделать. Но ты колеблешься, Спартак. Ты не захотел убить Кастрика, хотя он причинил тебе боль. Каждое слово, которое он произносил, ослабляло тебя.
— Боги хотели, чтобы он выжил, — сказал Спартак. — Но так ли уверен ты, что его стали слушать в Риме? Он мог рассказать лишь о разгроме римской армии и унижении консулов, о том, как солдаты стояли на коленях перед нами и мы обращались с ними как с рабами. Его могут убить, чтобы заставить молчать.
— Но мы, — сказал Курий после продолжительного молчания, — что мы здесь делаем? Просто скитаемся по Цизальпине! Здесь нет плодов в садах, нет хлеба в полях. Скот вернулся в стойла, хлеб в амбарах под защитой городских стен. Как ты хочешь победить здесь с этой сворой пьяных псов, которые отказываются даже слушать тебя?
— Они свободны, — сказал Спартак.
— Ты хочешь, чтобы они погибли? Кровь раба такая же красная, как и кровь римского гражданина.
Курий снова сплюнул.
— Мы не пройдем через альпийские ущелья, и если останемся в Цизальпине, тысячи умрут от голода, а оставшиеся от меча римлян.