Молодой солдат сдавленным голосом повторил слова проконсула: «Судьба римского солдата — победить или погибнуть. Не будет жизни ни для тех, кто проиграл сражение, ни для тех, кого взяли в плен. Если враг вернет Риму пленных, Рим казнит их».
Я отвел глаза. Я не хотел знать, что произойдет с этим солдатом. Наверное, его свяжут вместе с другими пленными и толпа рабов будет унижать и мучить их, а потом убьет сразу или заставит сначала сражаться друг с другом.
Я пошел к Спартаку и рассказал ему о том, что только что узнал.
Жестокость Красса, возобновившего казнь каждого десятого, которая уже давно была отменена, самоубийство легата Мумия, а еще раньше претора Публия Вариния свидетельствовали о том, что боги прогнали из души римлян колебание и страх. Они проявят всю свою мощь. Настало время их беспощадной мести.
Я повторил Спартаку, что ему не удастся спасти огромную толпу, следовавшую за ним, поскольку лишь малая ее часть соблюдает дисциплину, столь необходимую на войне.
Нужно отделить зерна от плевел и, оставив основное войско, попытаться с небольшим отрядом пройти между легионами Красса, добраться до Лукании и оттуда до порта, и можно будет — я уже много раз предлагал это, — заплатив киликийским пиратам, переправиться на другой берег моря.
Спартак, казалось, не слушал меня.
Однако вечером он призвал к себе Тадикса и Курия.
Он решил доверить каждому из них командование рабами. Они организуют войска и поведут их на юг, к Лукании, Бруттию, Калабрии, к портам Брундизия, Метапонта, Петелия, Регия. А сам он направится в Луканию с небольшим отрядом, из которого попытается создать настоящую армию.
Тадикс колебался: зачем делить огромные силы, способные разгромить римские легионы? Разве им не удалось победить два легиона Муммия?
— Муммий покончил с собой, — ответил Спартак. — Лициний Красс выкован из другого металла.
Спартак убедил Тадикса в том, что нам остается только хитрить и отступать частями, маленькими войсками по несколько тысяч человек, которые могут застигнуть римлян врасплох, захватить обозы, хлеб и ячмень. Мы начали голодать. Виллы Кампании были разграблены, подвалы опустошены, виноградники и поля уничтожены, скот уже давно зарезан и истреблен. Так пусть Тадикс и Курий попытают счастья.
Я видел, как две колонны в несколько тысяч рабов ушли одна за другой.
Отряд, командование которым взял на себя Курий, был даже похож на армию. В первых рядах шли бывшие гладиаторы в римских латах, шлемах и с римским оружием. За ними следовали рабы, неся на плечах заточенные колья, обожженные на огне. По бокам шли пращники, а в последних рядах — женщины и мужчины, вооруженные тесаками.
Войско Тадикса, напротив, представляло собой толпу из галлов и германцев. Они не шли, а бежали, сжимая в руках секиры.
Спартак, не двигаясь, смотрел, как удаляются колонны рабов и гладиаторов. Его лицо застыло, взгляд был устремлен в одну точку, будто он не видел людей, поднимавших оружие в знак приветствия.
Когда последние рабы скрылись из вида, Спартак сказал:
— Я посылаю их на смерть.
— Все мы когда-нибудь встретимся с ней, — ответил Иаир.
— Я должен был встретить ее первым.
— Ты должен оставаться в живых до последнего сражения, — сказал Иаир. — Такова участь предводителя.
— Я не выбирал этой участи.
— Но ты предводитель, тебя выбрал Единый Бог. Это и твое предназначение, и твоя слава, и твое наказание.
Аполлония отстранила Иаира, оттолкнула меня, обняла Спартака за шею, прижалась к нему, покусывала его ухо, шептала слова, обрывки которых мне удалось услышать.
Я понял, что она предостерегает его против Единого Бога Иаира-еврея. Нужно прославлять богов Олимпа, повторяла она, а не Владыку Справедливости, про которого не известно, бог он или человек. Он живет в пустыне, не подает никаких знаков, и ей не знаком ни один жрец, который бы знал о нем.
Спартак должен оставаться верным и послушным Дионису.
Бог, добавила она настойчиво, посетил ее этой ночью и сказал, что фракиец должен покинуть войско рабов, взяв с собой лишь самых близких людей.
Аполлония повернулась, давая понять, что мы должны подойти к ним.
Нужно бежать, послушавшись наказа и совета Диониса, сказала она.
— Ты, Посидион, — добавила она, положив руку мне на грудь, — разве ты сам не предлагал это?
Я действительно говорил о том, что можно дойти до порта с маленькой группой людей и уплыть на пиратских судах.
— Дионис хочет спасти лишь несколько человек. Ему больше не нужно все войско, — продолжала Аполлония.