— Это можно сделать... если нас пойдет несколько... Тогда мы схватим его, свяжем и приведем.
— Плохо ты меня понял. Я посылаю тебя не бороться с ним, связывать и тащить силой. Ты только позовешь его, и он пойдет сам.
— Ааа... Если так... А если он о чем-то догадается... И скажет, что не хочет...
— Ты ему скажешь, что я его приглашаю. Что хочу его видеть. Что у меня много коней для объездки, даже более диких, чем тот, на котором он скакал... Так что пусть приходит.
Реметалк нахмурился. Но слуга понял, что это только притворство. Потому что готовя кому-либо подлость, человек испытывает удовольствие, хотя и скрывает это. Но не дело слуги выяснять, о чем думает и что замышляет господин. Дело слуги — угождать своему хозяину.
Когда слуга пришел на то место, где рассчитывал найти Спартака, он уже знал, как себя вести, чтобы умерить свое участие в коварном замысле. Он решил пригласить юношу в имение, ничего не объясняя ему. В конце концов тот может и не спросить, почему вдруг ему оказано такое внимание. Так и вышло. Спартак не поинтересовался, зачем его зовет Реметалк. Он был польщен тем, что его пригласил столь знатный и самый богатый человек во всем этом краю — в долине Среднего Стримона. Все произошло так, как было задумано, хотя и закончилось совсем иначе.
С того дня Спартак перестал ходить во владения Реметалка, прятаться в роще и с надеждой смотреть на тропинку, ведущую к источнику. Незачем было ходить. Родопида никогда уже не появится там. И он ее никогда не увидит.
Спартак отправился к отцу в город.
— ... Зачем тебе ехать так далеко? — спросил его Меток.
— Я знаю, что понтийский царь Митридат принимает в свою армию чужеземцев.
— Ты хочешь пойти к нему на службу?
— Да!
— А что дальше?
— Я изучу военное искусство.
— Это тебе нравится больше, чем другие занятия?
— Даже если и не нравится, может когда-нибудь понадобиться.
— Разве у него мало своих людей, что он берет чужеземцев?
— Они ему помогают покорять земли, которые находятся за пределами его царства. Когда он предпринимает походы против других народов, ему бывают полезны люди, знающие язык этих народов, их нравы, обычаи... А когда эти чужеземцы верны Митридату, он назначает их своими наместниками на покоренных землях.
— И тебя интересуют чужие земли?
— Меня интересует только наша земля.
— Поясни.
— Наша земля может понравиться Митридату, потому что богата и красива.
— И ты считаешь что ему нужны верные люди для того, чтобы ею управлять?.. Считаешь, что он захватит нашу землю?
— Наши племена враждуют между собой, так что любой завоеватель может подумать, что ему не трудно будет нас покорить. А Митридат — самый могущественный из всех близких и далеких царей, которых столь сильно влекут чужие земли. И я не удивлюсь, что когда-нибудь и он позарится на наши богатства, если только его не опередит кто-либо другой.
— И ты собираешься помочь ему в этом деле?
— Я думаю, что если он захочет захватить нашу землю, я ему так помогу, что он в этом быстро раскается. В гости без приглашения не ходят. Клянусь справедливыми богами, которые нам покровительствуют, я сдержу свое слово.
Спартак склонил голову, как бы ожидая от отца благословения. Он стоял так, пока Меток не поднял правую руку и медленно опустил ее на плечо сына:
— Может быть, у тебя на душе какая-то тяжесть. Если это так, отнеси ее на чужбину и оставь там. И пусть твое возвращение будет радостным для тебя, для меня, и для всех нас.
Крутые и пологие склоны холмов выглядели нарядно и весело. Под каждым кустом, возле каждого деревца, за каждым камнем красовалась чемерица. Теплый ветерок с юга шаловливо заигрывал с водами Стримона, которые мчались туда, откуда летел он. От растаявших горных снегов река разлилась, стала полнее и шире, тени деревьев, стоящих на ее берегах, плескались в воде. Далекие горные вершины казались ближе в прозрачном воздухе.
В такие ясные дни голубая линия горизонта выглядела тоньше и светлее.
Верхушки деревьев слегка покачивались, словно улавливая таинственные сигналы всегда желанной весны, уже начавшей свое праздничное шествие по всем пределам.
По горным склонам устремлялись к Стримону веселые ручьи. Они выныривали из низких туннелей, образованных сплетением веток, мчались по отлогим спускам, прятались в каменистых ложах, — порой белопенные, порой густокремовые, как сливки в топленом овечьем молоке, — игриво перекатывались на своих пышных мягких постелях из золотисто-зеленого мха.