Борьба продолжалась. Это уже не было игрой. Плечи и бедра бойцов были испещрены красными бороздами и пятнами.
Мукапор поднялся из-за стола, чтобы остановить поединок, но в этот миг один из них вонзил меч в бедро второго. Тот упал навзничь, словно его поразил удар молнии. Бой прекратился. Раненого унесли из зала, чтобы перевязать. Мукапор похлопал победителя по плечу.
До вечера еще несколько пар скрестили мечи на этом пиру, и кровь еще нескольких юношей пролилась во славу оружия медов.
Наконец Мукапор прекратил поединки:
На сегодня хватит. Ты ведь впервые участвуешь в нашей трапезе? — обратился он к Спартаку. — Что ты скажешь? Все ли у нас, как надо? Всего ли достаточно?
— Предостаточно и еды, и особенно пролитого вина и пролитой крови.
— Ну, что до крови... Ты еще мало видел... Сегодня они только поцарапались маленько... Ну и... покололи друг друга, конечно... Но никто никого нс укокошил...
— А что, у вас и это бывает?
— Конечно, бывает. Завтра увидишь...
— Разве пиршество не закончится сегодня?
— Еще много нажарено-наварено, — Мукапор самодовольно погладил бороду. — Сегодня всего не съесть... Бросать собакам — не дело. Вот утром и продолжим пир... Не переводить же добро...
— И сколько же... — Спартак запнулся, — это будет продолжаться?
— Для такого дела меры нет, — Мукапор улыбнулся. — Может, и управимся за два дня, как знать... На сколько сил хватит...
Как бы нам римляне не подготовили новую трапезу... — не договорил Спартак.
А Мукапор махнул рукой:
— После хорошей работы можно и повеселиться...
На третью ночь сон, наконец, сморил сытых и довольных воинов.
Только Мукапор и Спартак оставались бодрыми и почти трезвыми.
Они сели на коней и поскакали в имение Мукапора. Спартак собирался переночевать там, а потом ехать домой.
Крупный желтый серп месяца четко вырисовывался на фоне ночного неба. Копыта коней выбивали на каменистой дороге неравномерную дробь, тут же растворяющуюся в притихшем полумраке. Удары копыт отсчитывали последние мгновения позднего лета.
Деревья у дороги стояли, будто в накинутых на плечи пастушьих бурках. Сверчки серебристым стрекотаньем воспевали южную ночь. Безмолвные долины отдыхали, нежась в прохладе.
Всадники прибыли в имение в полночь. Мукапор постучал в ворота рукояткой меча. Радостно залаяли собаки, но кто-то за оградой цыкнул на них, и они заскулили.
Ворота отворились. Кони вошли во двор, Мукапор и Спартак спешились, собаки тут же окружили их, виляя хвостами, и стали ласкаться к ним. Слуга отвел коней в конюшню, привязал к яслям, наполнил овсом торбы...
Мукапор и его гость поднялись по скрипучей деревянной лестнице на верхний этаж дома.
На верхней площадке их встретила пожилая служанка с оплывшей сальной свечой в руках.
Мукапор первым вошел в коридор, открыл дверь одной из комнат и пригласил Спартака войти.
Окно было открыто. Половина комнаты была залита лунным светом — казалось, что на полу постлано шелковое желтое одеяло.
Служанка разобрала постель, тихо вышла и бесшумно притворила дверь. Спартак лег и тут же заснул крепким сном. Проснулся он рано. Вскоре пришел Мукапор и пригласил его завтракать.
В просторной трапезной жена Мукапора и три его дочери только что накрыли на стол и отошли в сторону, ожидая мужчин.
Мукапор представил им гостя:
— Это Спартак, сын Метока, недавно закончил учение. Хоть и не довелось ему работать мечом столько, сколько мне, он все же умеет им орудовать так, что и я завидую!
Спартак покраснел, но быстро нашелся, что ответить:
— Храбрейший из храбрых преувеличивает. Но я не имею права возражать вождю племени.
Мукапор положил руку на плечо Спартака:
— Особенно в его доме, где ты гость, а он — хозяин!
Мукапор указал Спартаку на стул и разрешил жене и дочерям занять свои места.
Напротив Спартака села младшая, Мезанея, ей было около семнадцати лет. Она украдкой поглядывала на Спартака исподлобья. Он, обращаясь к другим, отвечал ей мимолетными взглядами, Это был своеобразный молчаливый разговор.