— Он сказал тебе только половину истины.
— И половина... все же больше, чем ничто. Иными словами, я не напрасно пришел сюда.
— Иными словами... ты исполнишь свой долг так, как сочтешь нужным?
— Совершенно верно. Я всегда поступаю так, как считаю нужным.
— И чего следует от тебя ожидать?
— Тебе — ничего, благородная Лавиния... хотя я не знаю... почему жена легата и сулланца находится на вилле марийца.
Она опустила голову. Для Спартака это означало нежелание отвечать. Он продолжал:
— Ты можешь быть уверена, что хуже тебе не будет, если ты откроешь мне всю истину.
Лавиния вздрогнула:
— Если тебе нужно это знать, то я нахожусь тут, потому что я — дочь этого видного марийца.
Спартак подумал и решительно сказал:
— Можешь мне поверить, если он сейчас появится здесь, я не сделаю ему ничего плохого.
Она медленно подняла голову, которая словно отяжелела от внезапно охватившей ее усталости. И ответила печально, но с гордым самообладанием:
— Ему уже никто не может сделать ни плохого, ни хорошего.
— Значит, его тут нет?
Спартак смотрел на нее озадаченно.
— От него осталось только имя в проскрипциях Суллы.
Спартак растерялся:
— Но тогда... Назови мне хотя бы имя твоего отца.
— Помпедий Долабелла. Но... что может сказать тебе его имя? Ты, наверно, и не слышал о нем. Ты ведь не обязан знать всех римских патрициев.
Спартак вздрогнул, но тут же овладел собой и сказал тихо:
— Пусть иногда и варварам будет дозволено знать иных патрициев. Что же касается твоего отца... наверно, ты не поверишь, если я скажу, что мы с ним имели случай познакомиться...
Она недоверчиво покачала головой:
— Тебе нелегко будет убедить меня в этом. Откуда ты мог его знать?
— Мы с ним встретились там, куда он пришел со своим легионом без нашего приглашения.
— Во Фракии? Это было во Фракии?
— Теперь ты понимаешь?
— Это правда, что мой отец год назад был во Фракии. Но ты видел его сам?.. Вблизи?
— И это не должно тебя удивлять.
— Но как же вы могли видеться?
— Очень просто. Я со своим отрядом взял его в плен вместе с несколькими его трибунами.
Лавиния не могла сдержать своего удивления:
— Так это о тебе он мне говорил! Он рассказывал, что ты спас его от своих фракийцев, которые хотели его зарубить. Потом, когда ваш военачальник освободил отца, тебе было поручено проводить его до соседнего племени.
— Мы расстались с ним как друзья, и думаю, что я не ошибаюсь.
Она вздохнула:
— Ты не ошибаешься. Он много рассказывал о тебе. И ты должен поверить, что римлянин тоже может быть признателен тому, кто сделал ему добро. И я, Лавиния, его дочь, благодарю тебя за это.
— Видишь, благородная Лавиния, как чудесен мир! Мог ли я даже подумать, что окажусь на вилле человека, с которым меня связало необыкновенное знакомство, и встречу здесь его дочь? Какие могут быть чудеса!
Рабыня вернулась с подносом и поставила его на столике перед Спартаком.
— Наверно, этот напиток освежит тебя — холодный лимонный сок с медом, — сказала Лавиния.
Потом она пригласила Спартака на ужин. Отказ его был вежлив и убедителен, хотя он смягчил его маленькой шуткой:
— Благодарю тебя, благородная Лавиния, но в римской армии есть строгий обычай, о котором я узнал впервые от твоего отца.
На войне и в походе командир никогда не ест отдельно от своих воинов, и он может есть только то, что едят они. Я должен следовать этому обычаю, чтобы лишний раз доказать тебе, что я почти романизированный варвар.
— В таком случае... — помедлила немного Лавиния, — ужин будет отложен до твоего возвращения в Рим, когда закончится эта жестокая междоусобица. Там я смогу принять тебя в доме, который Сулла великодушно оставил мне, конфисковав по закону о проскрипциях все богатства моего отца. Дом этот — наследство моей матери. Это небольшая часть имущества моей бабушки, гречанки, вышедшей замуж за Муция Долабеллу, потомка старого патрицианского рода. В этом доме ты будешь хорошо принят, благородный варвар.
Спартак поклонился:
— Оставляю за собой право воспользоваться твоим приглашением, благородная Лавиния. Но как твой отец попал в проскрипции Суллы? Он же был его легатом.
— Вернувшись из Фракии, отец впал в немилость и удалился в свое имение в Лациуме, после чего перешел на сторону Мария.
В конклав вошел командир центурии, обыскивавшей местность в окружности виллы: