— Есть у меня одна идея. Он располагает свои войска для сражения, считая, что мы будем защищаться. Допускает он и другое — что мы попытаемся ночью уйти из лагеря. Но ему наверняка и в голову не может прийти, что мы можем на него напасть. Потому что при соотношении сил один к четырем на это могут пойти лишь безумцы. Вот я и считаю, что нужно на него напасть.
— Чтобы вышло, что мы действительно безумцы? — съязвил один из легатов.
— Чтобы вышло, что мы предпочитаем победить, а не погибнуть, — ответил Спартак, не глядя на него, и продолжал: — Итак, утром Митридат перегруппирует свои войска, разделив центр пополам — половина пойдет на левое крыло, половина на правое, чтобы получилось соотношение восемь к одному. С таким перевесом он очень скоро сгонит нас в середину. В центре он оставит только боевые колесницы и пустит их косить беспомощную толпу, в которую быстро превратится вся наша армия. Приблизительно таков его расчет. А сейчас посмотрим, каким может быть наш. За два часа до рассвета декурионы тихо разбудят легионеров, центурионы построят их, и когорты начнут выходить через декуманские ворота. Затем мы свернем направо, обогнем лагерь и двинемся на восток, чуть левее неприятельского стана. Его правое крыло составляет треть войска — около тридцати тысяч душ — немногим больше нашего, то есть один к одному. Мы будем соблюдать первый пункт римского правила: одного побеждай, на двух нападай, от трех защищайся, от четырех беги. Мы развернемся фронтом к противнику, но так, чтобы ударить по нему сбоку. Перед тем как сойтись с ним, мы сбросим личные вещи и оставим при себе лишь оружие. И как только нас откроют секретные посты противника, нападем на него. Нам легко будет спуститься по склону через виноградники. Надо врезаться в неприятельский стан так, чтобы наши легионеры не мешали друг другу, когда начнут рубку. Предположим самое невыгодное для нас — враг вовремя поднимет тревогу, и солдаты успеют взять в руки оружие. Но что они сумеют сделать в темноте, не будучи построены? Готовы ли они к серьезному отпору, когда разъединены? При суматохе, которая обязательно наступит в их стане, мы будем продвигаться вперед, потому что наши пехотинцы умеют работать мечами. Мы должны как можно глубже вклиниться с двух сторон в расположение врага, направить его ошеломленных солдат к центру и сдвинуть его в левую сторону. Там, где они будут искать защиту, тоже начнется паника. Между прочим, при своем бегстве они совершат очень полезную для нас работу — закроют пространство перед центром — единственное место, откуда могли бы напасть на нас боевые колесницы. В этой неразберихе их будет просто невозможно использовать. Да и против кого? Перед ними окажется ревущая толпа, в основном из их собственных солдат. Думаю, что к тому времени, когда мы опрокинем левое крыло, мы уже покончим с правым и половиной центра. До тех пор обойдется почти без жертв. Но с этого момента соотношение станет один к двум. Мы врежемся во вражеские ряды со стороны тыла, и тут у нас тоже будет преимущество, потому что мы действуем по обдуманному плану против ошарашенного неожиданным нападением противника, у которого нет времени на размышления.
Военные трибуны и советники молчали.
Гортензий сказал:
— Твой план, Спартак, очень рискованный.
— Даже при самом большом риске наряду с вероятностью проиграть существует и вероятность выиграть. В нашем положении мы вынуждены рисковать. Иначе нас просто уничтожат.
Снова наступило молчание. Наконец Гортензий сказал:
— Итак, утром мы применим первый пункт римского правила ведения боя. Вначале мы будем сражаться один против одного, потом один против двоих, пока не справимся со всеми четырьмя. Было бы позором для римского войска погибнуть, опасаясь риска, вместо того, чтобы победить, рискуя. Будем надеяться прежде всего на себя, тогда нам помогут и бессмертные боги.
Перед тем, как заснуть, Спартак подумал, что, уничтожив полчища Митридата, Рим легко укрепит свое владычество во Фракии. Но он не жалел, что сказал свое слово. Он не хотел, чтобы в этой битве бесславно погибли его воины, с которыми он успел сродниться. Он не хотел и сам бессмысленно погибнуть, не осуществив многих своих планов, ведь среди них был и самый сокровенный — сделать что-нибудь для своих медов, а может быть, и для всех фракийцев, да поможет им Дионис!
Во вражеском стане было спокойно.
Солдаты, утомленные последним переходом, спали, дежурные десятники бесшумно расхаживали между палатками. На равнине против римского лагеря стояли серпоносные боевые колесницы Митридата. Едва рассветет, в них запрыгнут стрелки с луками. Конюхи впрягут шальных, полудиких коней, и они помчатся прямо на римские боевые порядки. Длинные серпы начнут косить людей, и начнется кровавая жатва. Кого не заденут серпы, затопчут кони, которые всегда звереют от ударов хлыста, от вида и запаха крови. Сам Митридат, царь Понтийский, будет править быстролетной упряжкой из откормленных коней. А пока что он спит на мягких подушках. У него и у его воинов есть время выспаться до рассвета.