И тогда властители мира поймут, наконец, как они ошиблись, распространив свое господство на другие народы. Над вечным городом нависнет угроза превращения его в груды камня и кирпича; и никто, кроме самих римлян, не будет в этом повинен. Потому что для насыщения накопившейся за много лет ненависти к Риму, не хватит ни патрицианских дворцов, ни плебейских курятников.
"... Вам потребуется только одно: благоразумие, гордые сенаторы,... благоразумие, надменные патриции,... благоразумие, самонадеянные полководцы... Чтобы не вызвать гнева народов, которые вы разорили дотла, у которых вы уводили людей и продавали на ярмарках рабов. Вы заставляли их работать в ваших имениях и на ваших рудниках и кормили их так, чтобы они только не умерли с голода, в то время как вы сами обжирались до отвращения".
"Благоразумие... благоразумие... только благоразумие..." — думал Спартак, лежа с открытыми глазами. Он уснул лишь на заре.
Утром, когда он поднялся на насыпь и посмотрел на поле сражения, у него стало тяжело на душе. Зрелище было ужасным.
Тела убитых устилали равнину перед лагерем. Эти люди пришли убивать, чтобы получить добычу. И они сами стали теперь добычей хищных зверей и птиц...
Митридат исчез с остатками своей армии.
Из палатки вышел Гортензий. Посмотрев в сторону вражеского стана, он обернулся к Спартаку:
— Что ты об этом думаешь? Неужели он и вправду пошел обратно?
— Не удивительно, что он так решил. И сейчас он уже далеко, если только посадил пехоту на уцелевшие телеги.
— Но, возможно, он остановился где-нибудь по дороге, предполагая, что мы пойдем за ним следом, и готовит нам западню.
— Едва ли он станет это делать. Не в его характере играть в прятки. Он предпочитает сокрушительные налеты и неожиданные набеги. После поражения он должен вернуться домой. Ему нужно опомниться, прежде чем готовить новый поход.
Перед тем как отдать приказ о выступлении, Деций Гортензий собрал преториум и объявил перед советом военных трибунов, что назначает своим заместителем командира первого легиона, а на легион ставит Спартака.
Спартак сдержанно поблагодарил Гортензия.
— Итак, вперед! Мы идем по долине Стримона, — приказал Гортензий.
Вчера, после окончания битвы, Спартак, оглядывая поле брани, думал: "Мы победили. Я и мои воины уцелели. Митридат разбит. Но медам и всем фракийцам придется теперь плохо. Они не ждут от нас добра. Потому что римляне, когда есть кому и за что воздать, руководствуются не человеческими чувствами, а правилами".
Когорты начали вытягиваться в походную колонну.
Спартак стоял возле Гортензия и наблюдал — это был его легион. Оба молчали. Неожиданно Гортензий спросил:
— Кто придумал использовать против нас лестницы?.. При втором римском походе во Фракию?
— Если ты узнаешь истину, это не прибавит к твоим добрым чувствам ко мне, но я не могу тебе лгать.
— Значит, ты?
— Я...
— Ты хорошо сделал, что, как и всегда, сказал правду. Потому что если бы ты сказал, что это придумал кто-то другой, я все равно бы тебе не поверил. А почему ты не повторил этого в следующей битве?
— Я предположил, что вы, опасаясь повторения подобного штурма, придумаете что-нибудь гибельное для нас, фракийцев. Выроете, например, с внутренней стороны стен волчьи ямы, утыканные кольями.
— Именно это мы и сделали. А почему у тебя возникло это опасение?
— Овчары и козопасы моего отца рыли такие ямы для волков.
Митридат, погрузив пехоту на обозы, быстро двигался в обратном направлении. Возле Укудамы отступавшее войско встретил понтийский полководец Ахелай с пятьюдесятью тысячами пехотинцев и боевыми колесницами, которых было гораздо больше, чем сгорело в сражении у Стримона. Две армии слились в одну, и она двинулась по Виа Игнация в Элладу. Лукулл, предупрежденный о наступлении армии Митридата, догадался вовремя стянуть все свои войска к ближайшим пристаням для отправки на кораблях в Брундизиум, на родину. Он успел справиться только с несколькими гарнизонами Митридата — в тех городах, где население перешло на сторону Рима после начавшихся грабежей. Осаду с других гарнизонов пришлось снять. Но Лукулл сделал это так искусно, что уход римлян был замечен, когда они уже садились на корабли. Митридату оставалось лишь вернуться обратно по той же дороге, по которой он пришел. Он решил, что надо пока оставить Фракию в покое и быстрее восстановить свою власть в малоазиатских владениях, где стояли переброшенные на эгейское побережье римские легионы.
Фракийские племена в поречьях Хеброса, Нестоса, Стримона и Понтоса еще до прихода Митридата восстали, вооружились и собрались вокруг своих вождей. Чуждые им наместники вынуждены были бежать и искать защиты у дентелетов, единственных во Фракии союзников Рима