— Отныне и всегда вы будете говорить: "Слава тебе и нам!"
После битвы при Мутине Римский сенат осознал, что армия Спартака заслуживает гораздо более высокой оценки, чем та, которую ей давали вначале. И что следует начать переговоры со Спартаком, чтобы положить конец этой войне; позорной для римлян, позорной, потому что их противниками были рабы и гладиаторы, а не легионы полководца, воюющего от имени независимой державы. Вести переговоры Сенат уполномочил Деция Гортензия — были приняты в расчет его давние дружеские отношения с предводителем восставших.
С завязанными глазами, в сопровождении свиты телохранителей, Деций Гортензий прибыл в стан Спартака и был приведен стражей к нему в палатку. Там римлянам сняли повязки, и полководцы поздоровались.
Первым заговорил Гортензий:
— Спартак, друг мой... Сегодня мы встречаемся как противники.
— Мы противники, но не надо забывать, что мы были друзьями, благородный Гортензий, — ответил Спартак.
— Как же так получилось, что ты предпочел приключения и опасности великому будущему?
— Судьба, когда она вмешивается в жизнь человека, всегда оказывается сильнее тех, кто ему желает добра или зла, — неопределенно ответил Спартак.
— Ты — воистину пример всесилия судьбы, — сказал Гортензий. — Если бы ты не бежал к своим, когда тебе предстояло стать наместником в Иберии, тебя вскоре облачили бы в императорскую мантию, которую носит сейчас Помпей. А ты предпочел славу фракийского вождя и ополчился против Рима, несмотря на то, что познал его могущество. Но это... это все к слову... А сейчас давай поговорим так, чтобы не затрагивать ни твоей чести, ни гордости Рима. С его могуществом считался любой противник.
— Я не имею ничего против, благородный Гортензий. Давай оценим возможности друг друга по достоинству. Подумай, о чем мы могли бы договориться, чтобы не пострадала ни гордость Римского сената, ни интересы тех, кто поверил мне и пошел за мной, надеясь, что их право на человеческую жизнь будет признано.
Спартак хотел продолжить, но неожиданно обернулся к одному из своих контуберналиев:
— Посланцы Рима устали от долгого пути. Позаботься о том, чтобы их сытно накормили и разместили в отдельной палатке.
— Спартак, — попытался возразить Гортензий, — может быть, мы сразу начнем переговоры, а трапезу и отдых отложим?
— Позволь мне, благородный Гортензий, как хозяину, распорядиться о том, чтобы вас приняли, как добрых гостей, а потом уже мы начнем переговоры, как воюющие стороны.
Поле того, как посланцы Рима отдохнули, Спартак пригласил Гортензия в свою палатку. Вскоре слуга принес туда поднос с жареным мясом и амфору с вином и поставил на маленький столик.
Спартак обратился к Гортензию:
— Пусть тебя не удивляет, что наша трапеза скромна, и вино — не фалернское, но будем считать, что это лишь потому, что мы не в триклиниуме, а в военном лагере. Надеюсь, что не обижу тебя этим.
Напротив, Спартак, я благодарен тебе, что ты относишься ко мне, как к близкому человеку, потому что только с близким непринужденно делят скромную трапезу. Может быть, наша старая дружба послужит на благо тем, кто затеял сейчас войну между собой. Сенат уполномочил меня не только провести с тобой встречу, но и заключить договор о прекращении этой войны, которая стоит много крови обеим сторонам и которая ни одной из них не сулит ничего хорошего.
Спартак подтвердил свою готовность выслушать Гортензия:
— Скажи, благородный Гортензий, раз у тебя есть полномочия Сената, что же ты предлагаешь?
— Первое условие, Спартак, это — сложить оружие, которое ты поднял против Рима, против его владений, против его законов!
Спартак нахмурился и, отхлебнув глоток вина, сказал:
— Я поднял оружие, благородный Гортензий, не для того, чтобы его сложить. Я не сложу его ни перед кем. Будем считать, что это условие не подлежит обсуждению, чтобы разговор мог продолжаться.
— Я думаю, что для того, чтобы перейти к остальным условиям, надо принять первое. Но я предоставляю тебе решать, можно ли обсуждать второе условие, не приняв первого.
— Попробуем сделать это.
— Второе условие — распустить свое войско, твою армию.
Спартак вздрогнул, но сдержал свой гнев:
— Распустить армию — это значит принять первое условие.
— Как видишь, условия связаны одно с другим.
— Выходит, нам больше не о чем говорить...
— Наоборот, именно потому, что разговор заходит в тупик, он заслуживает продолжения. Но я еще не сказал тебе, что первое условие имеет некоторые оговорки. Сложить оружие, это не значит сдаться на милость победителя. Рим, которому ты имеешь основание не доверять, готов дать тебе в какой-то провинции высокую, но безопасную должность.