— Гракх, я не едал так лет пять. Хорошая еда — это лучший бальзам в мире. Боже мой, такая еда! И ты трапезничаешь так каждый вечер! Ну, ты умный человек, Гракх, а я просто старый дурак. Я полагаю, ты заслужил это, и я не имею права обижаться. Теперь я готов услышать, что ты хочешь мне поручить сделать для тебя. Я все еще знаю нескольких людей, несколько гангстеров, несколько головорезов, несколько сутенеров и несколько мадам. Я не знаю, что я могу сделать, чего ты не можешь сделать сам или найти кого-то другого, кто может сделать это лучше, но я готов.
— Мы поговорим за бренди, — сказал Гракх. Он налил стакан для каждого. — Я думаю, что у тебя есть добродетели, Флавий. Я мог бы найти кого-то другого, кто знает в Риме всех тех, кто занимается телами, душами и страданиями, но я не хочу привлекать к себе первого встречного, кто ко мне набивается. Мне почему-то хочется все сделать тихо и хорошо.
— Я могу держать свой рот закрытым, — сказал Флавий.
— Я знаю, что ты можешь. Вот почему я прошу взяться за это тебя. Я хочу, чтобы ты нашел для меня женщину. Рабыню. Я хочу, чтобы ты ее нашел и купил, за любую цену. И у тебя есть неограниченный кредит на ее поиски.
— Что за женщина? Бог знает, сколько рабынь на рынках. С окончанием Рабской Войны их переизбыток, и эта особая ситуация, заставляет запрашивать хоть какую-нибудь цену. Полагаю, я мог бы найти тебе любую женщину, какую ты захочешь, черную, белую, желтую или коричневую, девственницу или шлюху, старую или молодую, прекрасную или уродливую, блондинку, брюнетку, рыжую — вообще какую угодно. Какую ты хочешь?
— Нет, — медленно произнес Гракх. — Я хочу определенную женщину.
— Рабыню?
— Да.
— Кто она?
— Ее зовут Вариния, и она была женой Спартака.
— Ах… — Флавий внимательно посмотрел на Гракха. Затем он сделал глоток бренди. Затем он снова посмотрел на Гракха.
— Где она? — тихо спросил он.
— Я не знаю.
— Но ты ее знаешь?
— Я ищу и я не знаю. Я никогда не видел ее.
— Ах.
— Прекрати говорить ах, как проклятый оракул!
— Я пытаюсь придумать и сказать что-нибудь умное.
— Я нанял тебя как агента, а не как артиста, — прорычал Гракх. — Ты знаешь, что я хочу от тебя.
— Ты хочешь, чтобы я нашел женщину, но ты не знаешь, где она, и ты никогда не видел ее. Ты знаешь, как она выглядит?
— Да, она довольно высокая, хорошо сложена, но худощава. С высокой, пышной грудью. Она Германка. У нее такие соломенные Германские волосы и голубые глаза. Маленькие ушки, высокий лоб, прямой нос, но не маленький, глубокие глаза и полногубый рот, нижняя губа возможно тяжеловата. Она говорила на убогой Латыни и, возможно, вообще не претендует на Латынь. Она лучше говорит по-Гречески во Фракийском стиле. Два месяца назад она родила ребенка, но ребенок может быть мертв. Даже если ребенок был мертв, у нее все равно было бы в груди молоко, не так ли?
— Не обязательно. Сколько ей лет?
— Тут я не уверен. По крайней мере, двадцать три а, возможно, двадцать. Я не уверен.
— Может, она мертва.
— Это возможно. Если это так, я хочу, чтобы ты узнал, я хочу, чтобы ты подтвердил мне, что она умерла. Но я не думаю, что она мертва. Она не из тех, кто кончает с собой, и такая женщина скоро не умрет.
— Откуда ты знаешь, что она не покончит с собой?
— Я знаю, я не могу это объяснить, но знаю.
— После того, как Спартак потерпел поражение, — сказал Флавий, — разве они не взяли в его лагере около десяти тысяч женщин и детей?
— Было двадцать две тысячи женщин и детей. Двенадцать тысяч стали жертвами солдатни. Это самый гнилой скандал, о котором я когда-либо слышал, но за ним стоял Красс, и он отдал свою долю добычи в государственную казну, что не было широким жестом с его стороны, так как его доля стоила очень мало. Широким жестом было не брать себе никаких рабов. Он знал, какое положение сложится на рынке.
— И Вариния была среди этих женщин?
— Возможно. Возможно, нет. Она была женой их начальника. Возможно, они использовали специальные средства для ее защиты.
— Я не знаю, рабы сделали фетишем равенство.