— Людей? — прошептала Клавдия.
— Инструментов, — сказал колбасник точно цитируя этого замечательного молодого философа Цицерона. — Бесполезных инструментов. Я закоптил их, измельчил в фарш, и смешал его со свининой, специями и солью. Половина идет в Галлию, половина в Египет. И цена в самый раз.
— Я думаю, что ваш юмор плохо принят, — пробормотал Гай. Он был очень молод, куда ему было до зрелой остроты колбасника. Всадник бы никогда в своей жизни не смог забыть оскорбление Клавдии, и он будет всегда припоминать его Гаю, потому что Гай совершил ошибку.
— Я не пытаюсь шутить, — ответил Сенвий на подразумевающийся вопрос. — Молодая госпожа задала вопрос, и я ответил на него. Я купил четверть миллиона фунтов рабов превратившихся в колбасу.
— Это самая страшная и отвратительная вещь, которую я когда — либо слышала, — сказал Елена. — Ваше естественная грубость, господин, приняла странный оборот.
Всадник встал и перевел взгляд с одного на другую. — Простите меня, — сказал он, и обратился к Гаю, — Спросите своего дядю, Силлия. Он заверил сделку, и он в очередной раз кое — что выгадал для себя, раз сделал это.
Затем он отошел. Клавдия продолжала спокойно поедать засахаренные апельсины, только остановилась, чтобы высказать замечание, — Каким невозможным человеком он оказался!
— Тем не менее, он говорит правду, — сказал Елена.
— Что?
— Конечно, правду. Почему вы должны быть настолько шокированы?
— Это была глупая ложь, — сказал Гай, — сказанная исключительно для нашей пользы.
— Разница между нами, моя дорогая, — сказала Елена, — в том, что я знаю, когда кто — то говорит правду.
Клавдия стала белее, чем обычно. Она встала, извинилась, а затем прошествовала с величавым достоинством к комнате отдыха. Елена слегка улыбнулась, почти про себя, и Гай сказал:
— Ничто не шокирует тебя на самом деле, а, Елена?
— С чего бы?
— По крайней мере, я не ем колбасу.
— Я никогда не ела ее, — сказала Елена.
V
Двинувшись по дороге, в первой половине дня, они свалились на голову сирийскому торговцу янтарем, чье имя было Mуцел Шабаал, тщательно завитая борода которого блестела умащенная ароматным маслом, и чье длинное вышитое платье свисало вниз по обе стороны боков стройной белой лошади, на которой он ехал, и чьи пальцы сверкали перстнями с дорогими камнями. Следом за ним семенила дюжина рабов, Египтяне и Бедуины, каждый из них нес на голове массивный сверток. На протяжении всего Римского мира, дорога была великим уравнителем, и Гай оказался втянут в довольно одностороннюю беседу с опытным коммерсантом, даже несмотря на то, что вклад молодого человека в нее, был лишь чуть больше, чем случайный кивок. Для Шабаала было большой, более чем большой честью встретиться с любым Римлянином, потому что он наиболее глубоко восхищался Римлянами, всеми Римлянами, но особенно хорошо воспитанными и благорасположенными Римлянами, такими как Гай, что было наиболее очевидно. Были некоторые жители востока, которые не понимали некоторые вещи о Римлянах, как, например, свобода, с которой их женщины двигаются; но Шабал не один из них. Царапни Римлянина и ты найдешь железную жилу, свидетелем тому эти знаки рядом с дорогой, и он был очень доволен уроком, преподанным его рабам, просто видящим эти самые поучительные распятия.
— Вы вряд ли поверите, молодой господин, — сказал Mуцел Шабаал на своей беглой, но с любопытными ударениями латыни, — но были люди в моей земле, которые в полной мере ожидали падения Рима перед Спартаком, и было даже небольшое восстание среди наших собственных рабов, которых мы должны были подавить жесткими мерами. Как мало вы понимаете Рим, сказал я им. Вы приравниваете Рим к тому, что вы знали о нем в прошлом, или к тому, что вы видите вокруг. Вы забыли, что Рим что — то новое для этой земли. Как я могу описать им Рим? Я например, говорю серьезно. Что это значит для них? В самом деле, что это значит для тех, кто не видел Рим своими глазами, не водил дружбу и не имел бесед с жителями Рима? Серьезность — убедительная, с тем чувством ответственности, с каким бывают серьезными и имеют серьезные намерения. Мы понимаем, что легкомыслие — это наше проклятие, мы легкомысленны с вещами, мы живем лишь для удовольствия. Римлянин не пустяк; он является учеником добродетели. Индустрия, обучение, экономика, милосердие — вот для меня замечательные слова характеризующие Рим. Это есть тайна мира Римской дороги и Римского владычества. Но как можно объяснить это, молодой господин? Со своей стороны, я смотрю с серьезным удовлетворением на эти символы наказания. Рим не мелочь. Наказание соответствует преступлению, и, таким образом, у вас есть Римская справедливость. Наглостью Спартака было то, что он поставил под сомнение все, что было лучшим из всего. Он попытался грабежом и убийством расстроить Римский порядок и потому Рим отверг его…