План Красса расстроился уже на следующее утро. Спартак, умело маневрируя в горах, оставляя позади себя засады, наносил преследователям чувствительные удары. Преследуя бегущих, легковооруженные воины повстанцев принесли им немалые потери. Сам Скрофа, пытавшийся безуспешно удержать бегущих легионеров, был ранен, и его едва успели спасти.
Потеряв от ужаса голову, легионеры бросали оружие и сдавались в плен. К полудню все было кончено: отряды Аррия и Скрофы перестали существовать. В лагерь Спартака было доставлено много оружия, римские знамена и 3 тысячи пленных (Орозий).
Весть о поражении Аррия и Скрофы достигла войска Красса. Страх, заглушенный двумя последними успешными битвами, вспыхнул с новой силой. По всему лагерю поползли малодушные разговоры.
Легаты Красса, созванные полководцем, не могли скрыть уныния. Аррий сидел с побелевшим лицом — он едва-едва не попал к заклятым врагам в плен. Сам полководец, терзаемый мрачными мыслями, метался по палатке.
Наконец Красс принял решение. Он вызвал секретаря-отпущенника и продиктовал ему два письма. С болью в сердце полководцу пришлось унять свое честолюбие…
Полчаса спустя гонцы с письмами Красса отправились в Брундизий: они должны были доставить их в Македонию М. Лукуллу (он находился, по последним данным, в Фессалониках, в 160 километрах от Диррахий) и в Понт к Л. Лукуллу. Красс умолял первого ускорить свое появление в Италии. Красс просил второго поскорее прибыть к нему на помощь.
Опустив головы, молча легаты слушали, как полководец диктовал свои письма и отдавал гонцам распоряжения. Всех терзали стыд, злоба, бессильный гнев. Неужели, неужели напрасно пролили столько крови? Неужели пропали все труды и славу отнимут Помпей или Лукулл? Проклятый Спартак!.. Неужели он непобедим, как говорят собственные легионеры?!
Лица легатов потемнели. На них на всех явственно легла печать отчаяния…
Глава двадцать восьмая
ОДНА ИЗ ХИТРОСТЕЙ СПАРТАКА
ЗАВЕРШАЕТСЯ УДАЧЕЙ…
К вечеру 1 января Помпей находился всего в 20 километрах от поля боя между Крассом и Спартаком. Устроив своих воинов в лагере на отдых, победитель Испании послал ловких соглядатаев и разведчиков к горе Каламадия выяснить обстановку.
Несколько часов спустя разведчики вернулись с новостями — рассказом об итогах битвы рабов с римлянами и с письмами от некоторых легатов Красса, связанных с Помпеем дружескими отношениями.
До самой полуночи, пока легионеры отдыхали, в палатке Помпея шел разговор о Спартаке и Крассе, о завтрашнем дне, о будущем сражении. Сидя над планами местности, опытные в делах войны легаты старались рассчитать, каким путем станут отходить с поля боя повстанческие части.
В два часа ночи из-под Каламация примчались гонцы: оставленные там соглядатаи сообщали, что рабы покинули свои лагеря и двинулись на восток в сторону гор.
Полученным известиям Помпей не удивился: он считал, что так и должно было произойти. Тотчас по его распоряжению армию вновь подняли по сигналу тревоги.
Шли всю ночь и все утро до полудня с небольшими привалами. В полдень конные разведчики донесли: впереди неприятель численностью до легиона.
Помпей немедленно приказал армии остановиться. Он развернул в боевой порядок два легиона из семи, а перед ними всю свою конницу — 5 тысяч человек, остальным легионам, оставшимся свободными, Помпей велел обойти врагов справа и слева и взять их в плотное кольцо.
При виде римлян повстанческий легион сошел с дороги и отступил на холм. Помпею хотелось, не доводя дела до боя и кровопролития, попросту взять врагов в плен. Но на предложение сдаться спартаковцы ответили отказом.
Пришлось послать в атаку конницу, но ее отбросили. После нескольких безуспешных попыток легаты Помпея, Афраний и Петрей, с трех сторон повели в атаку пехоту.
Кровопролитной и ужасной была битва… Через два часа отчаянное сражение завершилось: повстанцы были истреблены до последнего человека. Обходя поле битвы и переворачивая тела павших, Помпей с трудом скрывал огорчение: он был незлой человек, хотя судьба его и не баловала (труп отца Помпея, видного полководца, сильно досадившего римскому плебсу, римский народ с ненавистью топтал ногами), если мог, охотно щадил врага, а в данном случае, дорожа временем и принимая во внимание некоторые политические моменты, совсем не хотел нежелательной задержки и кровопролития.
Тем не менее ничего уже нельзя было изменить. Оставалось лишь воспользоваться случаем, который даровала Судьба. Это Помпей и сделал, написав тут же на поле боя письмо об одержанной победе и выразив надежду, что конец войны теперь близок; приложив к письму свою печать, на которой лев держит в лапах меч, он немедленно отослал его в сенат.
Победители в течение нескольких часов отдыхали в своем лагере. К вечеру примчался гонец от Красса и привез письмо полководца. Сломив гордость, Красс сообщал о поражении Скрофы и Аррия и просил о помощи.
В палатке Помпея собрались его соратники — старшие офицеры. Были здесь начальник конницы А. Габиний, начальники центра, левого и правого крыла — Л. Афраний, М. Петрей и Г. Меммий, начальник охраны полководца, исполнитель его тайных поручений Геминий и другие.
Прочитав вслух письмо соперника, Помпей бросил его на походный столик и, улыбаясь, процитировал поэта, намекая на Красса: «Талантлив он во всем, только не полководец!»
Все офицеры улыбнулись (одни Афраний и Петрей сохранили серьезность), а Габиний негромко, но достаточно явственно сказал по адресу Помпея лестный комплимент. Все снова улыбнулись (Габиний был известен как тонкий льстец), а Афраний, правая рука Помпея на войне (он был сильно встревожен поражением Красса), хмуро поправил своего полководца:
— Правильно, Гней, стих звучит так: «Удачлив он везде, где нет оружия…»
И Помпей, ничуть не сердясь, кивнул головой и снова улыбнулся. В отличие от Афрания его ничуть не огорчала неудача Красса; напротив, он считал, что последняя придаст лишь еще больше блеска его собственной победе.
Украшенный триумфом за победу над марианцами с юношеских лет, сильный физически и морально, с честью прошедший через труднейшие испытания войны с Серторием, молодой и удачливый 34-летний полководец чувствовал себя как нельзя лучше. Он был уверен, что не посрамит себя и увеличит свою славу и популярность в народе, одолев наконец самого Спартака, неоднократного победителя преторов, двух консулов, дюжины легатов.
Широкие надежды Помпея не вполне сбылись. Тем не менее за кампанию против Спартака он стяжал славу едва ли меньшую, чем за свои успехи в Испании. И Цицерон (через четыре года после описываемых событий ему суждено будет выйти на широкую дорогу признанного в Риме политического оратора), хваля своего друга — победоносного полководца, стараясь превознести его заслуги в войне со Спартаком, станет говорить: «Что касается затем природных дарований Гнея Помпея, то… знает это Испания, столь часто видевшая поражение и истребление им множества врагов; знает это опять-таки та же Италия, которая под гнетом ужасов и опасностей невольнической войны призвала его к себе на помощь из чужбины и вскоре увидела, как ее враги, при одном ожидании его присмиревшие и павшие духом, были уничтожены и стерты с лица земли при его прибытии».
Так говорил Цицерон. В словах его, однако, содержалось большое ораторское преувеличение. На деле все обстояло так…
После победы Спартака над Аррием и Скрофой прошел день. Через Петелийские горы три армии стремительно шли на восток: впереди Спартак, за ним Красс, позади Помпей.