Но какие?
Удивительно, правда, было другое. К ним никто не осмелился подойти. Вообще никто. Даже зеленокожие опасливо косились на трехглазого и старались держаться от него подальше. Они, похоже, осознали, что это не они пленили его, а он им позволил пленить себя.
«И почему ты еще не сбежал?» — задался резонным вопросом Томас, теряясь в догадках. И, наверное, не он один.
Орки начали сворачивать лагерь. Зверолюди вели себя на удивление смирно. Настолько смирно, что совершенно перестали замечать зеленокожих, которые были под самым боком. От былой агрессии не осталось и следа. Что такого сказал орочий вождь, что ящер приказал всем своим вести себя так, словно кроме них здесь никого нет?
Малкольм даже посочувствовал зеленокожим, когда тем пришлось тащить окаменевшего трехглазого до телеги с клеткой. Но ничего — справились, умудрились с первого раза затолкнуть внутрь. А потом и самого Томаса «вежливо» попросили тоже залезть в клетку. Все, больше никаких поблажек, отдельного спального места и двойных порций. Теперь точно не отвертется от соседства с этим суперменом, который, похоже, действительно может убить одним ударом.
Покинуть стоянку удалось ближе к полудню. Ящер, который, видимо, был самым главным в караване, прямо перед отъезд подошел, отдал орочьему вождю толстый кошель и ушел, не проронив ни слова. Это лишь подтверждало догадку Томаса, что из той беседы победителем вышел именно орк. У него аргументы явно оказались весомее. Или убедительней. Этого ему никогда не узнать.
Оставшуюся часть пути они преодолели без приключений. Пару раз им встречались купцы, но те как-то не особо изъявляли желания связываться с работорговцами. Старались как можно быстрее проехать, чтобы случайно не нарваться на неприятности. Поэтому тяжелее всего оказалось не помереть со скуки. Рогатому с этим было проще: он просто превращался в камень и приходил себя ближе к вечеру, чтобы поесть. А вот Томасу приходилось нелегко. Весь день сидеть в клетке без возможности в любой момент покинуть ее — это настоящая пытка при отсутствии смартфона. Его давно пришел в негодность, орки постарались. Ничего не оставалось, как просто выбросить, все равно уже не починить. Никакая магия не вернет к жизни то, что превратилось в месиво из пластика и стекла.
Первое время Малкольм занимал себя тем, что знакомился с новым миром, который с каждым днем все меньше и меньше казался чуждым и опасным. Некоторые растения были подозрительно похожи на земные, но большая часть лишь отдаленно напоминали их. И то — с натяжкой. Деревья мало походили на привычные, а ведь после Портленда его сложно чем-то удивить. Они выделялись формой, цветом и внешним видом, если это так можно назвать. Порой странно было видеть среди стен из зеленых крон лиловые или темно-буро-красные пятна. Парочка деревьев вообще имели по три-четыре ствола. Зато дикие животные оказались родными. Те же олени, волки, лисы и прочие. С насекомыми дела обстояли иначе. Этих мелких тварей было бесчисленное множества и они мало походили не то что на земные, они даже друг от друга отличались. Особенно недоверие и страх внушала всякая ползающая живность. Совершенно непонятно, кто из них опаснее, а кто безобиден. На всякий случай Томас избавлялся от всех с одинаковой жестокость. Не хотелось бы глупо помереть от неизвестной болезни или яда.
Ночью небо тоже радовало глаз мириадами звезд. На первый взгляд казалось, что их куда больше, чем на Земле, и горели заметно ярче. Или просто Малкольм давно не смотрел на ночное небо? Он долго и тщательно пытался отыскать знакомые созвездия, но быстро понял — идея так себе. Проще придумать новые, вон сколько простора для фантазии.
Но все же одно внушительное отличие было — две луны. Вокруг этой планеты вращался один бледный диск, а другой слегка красноватый. Или может это так казалось? Они встречались друг с другом раз в несколько дней. Иногда днем, иногда — глубокой ночью.
«Как сильно эти луны влияют на мир? — задумался Малкольм. — Есть ли здесь моря, океаны? И какие они — такие же огромные или нет?»
Столько вопросов оседало в голове, и все — без ответа.
Вторую половину пути Томас откровенно скучал. Несмотря на то, что орки сами разрешили ему идти рядом с телегой, без кандалов на руках и ногах, все равно это не особо помогало убить время. Но плюсы, определенно, были. Один из них — свобода, никакой больше тесноты с утра до вечера. Все его тело радовалось свободе. К тому же, наконец-то можно было размять затекшие ноги. Из-за невозможно вытянуть их жутко разболелись суставы. Они ныли весь день напролет, пока Малкольму не удавалось немного походить или как-то так сесть, чтобы ненадолго снять с них нагрузку. Он бы никогда не подумал, что такая маленькая мелочь может так сильно выводить из себя.
Второй плюс, самый главный: думалось лучше. Пока Томас сидел в клетке, в голову постоянно лезли мрачные, угнетающие мысли. Он чувствовал себя загнанным животным, которого везут на убой. Когда же он шел рядом с телегой, наружу прорывались жалкие остатки достоинства. Уже не настолько жалким выглядел в собственных глазах. Даже иногда тренировался прямо на ходу. Поначалу орки посмеивались над ним, а потом просто махнули на него рукой. Привыкли.
Но не только это заботило Малкольма. Он все еще надеялся повстречать человека, который помог бы ему освоиться в этом мире. Это для начала, потом уже можно будет попробовать найти способ вернуться домой. Сейчас просто бесполезно что-то делать, пока нет ни знаний языка, ни понимания того, как устроен мир. И кто в нем какое положение занимает. Наверное, именно это волновало Тома больше всего: какое он сейчас занимает положение в этом мире. На самом ли он дне? Или есть еще хуже? Что может быть хуже рабства?
«Смерть», — услужливо подсказал внутренний голос.
После этого Томас еще долго не возвращался к размышления о своей участи. Не хотелось портить себе настроение. Не хотелось думать о плохом. Он всячески избегал мыслей об этом. И будет избегать до последнего.
В их предпоследний день путешествия, ближе к вечеру, на горизонте замаячил призрачным силуэтом город. Томас несказанно обрадовался этому. Но в то же время внутри стала нарастать тревога, от которой на душе становилось неспокойно. Той же ночью ему приснился кошмар, в котором его купил тот эльф со шрамом. Никогда в жизни ему не снились настолько извращенные сны, а тут фантазия прямо разыгралась. Малкольму впервые было так мерзко. Зато, проснувшись, он вдруг осознал, что есть все-таки кое-что похуже смерти и что очень скоро его судьба будет решена. Ни жребием, ни его собственным выбором, ни даже Божьей волей, а всего лишь тем, чей кошелек окажется туже и кому он приглянется больше.
Это было первое утро в жизни Томаса, которое он начал с молитвы.
* * *
— Ты слышал новость? — тихо спросил Даггарт, орк с пожелтевшими клыками и короткой седой бородой. Он сидел в мягком кресле, рядом со столом с короткими ножками, на котором лежала подробная карта Архейма и всего королевства. Очень редкая вещь. Сейчас ее уже нигде не достать.
— Какую из?.. — осторожно уточнил Вэон, присаживаясь. Не зря же они отложили разговор и пришли сюда, в комнату, защищенную магической печатью, чтобы продолжить разговор.
— Про горного великана.
— Пока только слухи.
— Можешь отзывать своих ищеек, — махнул рукой Даггарт.
— Почему? — удивленно вскинул бровь Вэон.
— Совет Четырех сегодня вызывал меня к себе. К сожалению, не ради хороших новостей. Хотя они ее преподносили именно, как божественную благодать наших горячо любимых Урланов. Короче, горный великан будет на игрищах. Да, ты правильно понял, на этих игрищах. И нам нужно выставить против него четырех мирадонов. Четырех! — взорвался Даггарт. — Целых четырех мирадонов!