Глава 6 [Новая версия, черновик]
В середине дня Томасу наконец-то удалось разглядеть цель их путешествия поближе и получше — это действительно был город, раскинувшийся по равнине на десятки миль вокруг. Большую его часть окружала могучая и с виду неприступная каменная стена. За ней любой почувствует себя в полной безопасности. На квадратных башнях мельтешили маленькие силуэты дозорных, а возле ворот, где сходилось большинство дорог с этой стороны в одну, образовался затор из повозок и жителей этого мира. Внутрь, похоже, не пускали без тщательной проверки.
Взгляд скользнул дальше по стенам, пока он не наткнулся на величественную крепость, чьи башни, как могучие великаны, гордо возвышались над всем городом. Их остроконечные пики, казалось, разрезали плывущие по небу облака. Но внимание Малкольма привлекло другое: одна из башен была намного выше и имела совсем другую форму, более квадратную, со смотровой площадкой, откуда, судя по всему, видно не только весь город, как на ладони, но и окрестности. Это могло бы ничего не значить, вот только чутье настойчиво подсказывало, что неспроста она выделяется на общем фоне. Далеко неспроста. Картина в голове пока еще не складывалось во что-то вразумительное, слишком много деталей не хватало, чтобы она обрела целостность.
И одной такой недостающей деталью стало не менее величественное по сравнению с крепостью, но поражающее своими размерами сооружением — амфитеатр. Томас в этом был уверен на сто процентов. Перед ним самый настоящий амфитеатр, прямиком из документальных фильмов, которые ему доводилось видеть. Внешне здание очень сильно походило на полуразрушенный Колизей, где в свое время проводились знаменитые гладиаторские бои и звериные травли. Только выглядело оно куда впечатляюще, чем те останки былого величия одной из самых могущественных и великих империй, существовавших когда-либо, и всяких компьютерных проекций, в которых пытались детально воссоздать легендарный амфитеатр.
Теперь не осталось никаких сомнений: Малкольм далеко не первый человек, попавший в этот мир. Задолго до него были и другие, из других эпох и стран. Это же невероятно! Как сильно люди из его мира повлияли на этот? Надо будет быть повнимательней, вдруг он еще наткнется на что-нибудь знакомое.
Томас несказанно обрадовался тому, что сейчас шел пешком, а не в телеге, потому что спуск со склона, на который они взбирались целую вечность, выдался еще тяжелее. Здесь дорога представляла из себя сплошные ухабы, колеса повозок только так и подпрыгивали на них, трясясь во все стороны. Его бы попросту укачало. Рогатый же не стал выходить из клетки и превратился в камень.
«Везет же ему», — позавидовал Малкольм.
Чем меньше оставалось до города, тем громаднее он становился. Со склона невозможно было в полной мере оценить его истинные размеры, а вот оказавшись внизу… Томас удивленно присвистнул и было чему: все это построили руками, а не при помощи машин, кранов и прочих благ технологичного мира. Примерно так он представлял себе города далекого прошлого — внушающими трепет, огромными и неприступными.
Подъезжая к воротам, Малкольм заметил, что стражники-зверолюди бросали на них любопытные взгляды. Впрочем, не только они. Все внимание было приковано к нему и к рогатому. Тот, правда, как обычно — пропускал все веселье. И, наверное, к счастью, потому что Томасу это «веселье» не пришлось по душе: на них глазели, как на диковинных существ из других миров, который привезли только с одной целью — удивить народ. Нет ничего приятного в том, чтобы быть экзотическим экспонатом. Но еще хуже осознавать, что его будут продавать именно как экзотическим экспонат. Так точно продадут подороже.
Пока с самым главным работорговцем разговаривал один из стражников, другой вальяжной походкой подошел к телеге с клеткой. Он окинул рогатого скучающим взглядом, задумчиво хмыкнул и повернулся к Тому. Его наружность несколько впечатляла: у волка отсутствовал один глаз — от верхной брови до левой щеки шел длинный, уродливо затянувшийся шрам. Осклабившись, он сначала осмотрел Малкольма с ног до головы, а в конце еще и принюхался. От этого еще больше стало жутко.
Беседа орка и стражника длилась недолго, но весьма продуктивно. Их пропустили вне очереди, заставив других потесниться. Возражать никто не стал. Проехав через ворота, они сразу попали на широкую улицу, ведущую вглубь города. «Цивилизация, — несказанно обрадовался Томас, ступая по аккуратно вымощенной из камня дороге. — Как я по тебе скучал». Даже не верится, что после всего пережитого ему удалось добраться до нее живым и невредимым.
Улицы были запружены народом, стражниками, повозками, телегами и каретами. Все куда-то спешили, неслись, бежали. Кучерам приходилось надрывать глотки, крича на зазевавшихся прохожих, чтобы ненароком на них не наехать. «Почти как дома», — отметил Томас. Один из работорговцев спрыгнул с лошади, взял ее под уздцы и зашагал рядом с ним. Караулил. Но сбегать Малкольм не собирался. Не видел смысла. Без знания языка он все равно в одиночку долго не протянет. Либо умрет от голода, либо нарвется на неприятности, либо схватят стражники и посадят в тюрьму. Слишком сомнительные перспективы. Кто знает, что бы с ним сделали те зверолюди, с которыми они встретились по дороге, если бы не орки. И знать, как ни странно, нисколько не хотелось.
Чтобы отвлечься от не очень веселых мыслей, Малкольм не без интереса принялся разглядывать двухэтажные каменные здания, которые, на первый взгляд, ничем не отличались друг от друга. Но приглядевшись к ним, он понял, что ошибался. Одни окна были затянуты шкурами животных, вторые чем-то непонятным желтовато-красного оттенка, а третьи — толстым мутным стеклом, через которое абсолютно ничего не было видно. И только в паре домов имелись нормальные по современным меркам окна с прозрачно-гладким стеклом, украшенные любопытными узорами, гербами или небольшими картинами. Этого же добра хватало и на каменных стенах. Они тоже отличались друг от друга сложностью и мастерством исполнения — от грубых, выдолбленных на скорую руку символов до сложных, впечатляющих своих изяществом рисунков, вырезанных с невероятной аккуратностью и точностью.
«Все богатые, что ли, одинаково себя ведут?» — меланхолично скривился Малкольм.
Взгляд зацепился за диковинное растение, обвивающий небольшой одноэтажный дом подобно плющу. Нежно-розовые цветы мягко покачивались на ветру вверх-вниз, словно стараясь загипнотизировать любого, кто осмелится залюбоваться ими. Ловя их легкие движения взглядом, Томас вдруг услышал необычайно сладкий аромат, от которого немного закружилась голова, а тело налилось приятной теплотой. Все проблемы, терзающие его разум, резко отошли на второй план, уступив новым ощущениям. Когда он в последний раз испытывал это странное, почти незнакомое чувство блаженства и умиротворения?
Цветы необычного растения продолжали покачиваться в незамысловатом ритме. Малкольм не в силах был отвести взгляд от прекрасных бутонов, благоухающих столь божественным и успокаивающим ароматом. Внутри все тянулось к ним, хотелось прикоснуться пальцами к диковинной красоте этого мира, проникнуться ею. Из мягких, но цепких лап наваждения Томаса вырвал мощный толчок в спину. Он чуть носом не клюнул землю, но рефлексы не подвели. Они сработали быстрее, чем мозг успел сообразить, что к чему. Это хорошо, значит, еще не все потеряно.
Том осторожно выпрямился, но на цветок не рискнул взглянуть. Побоялся. И так на душе дурно. Он только что пережил нечто неземное, нечто великолепное, нечто… Нечто невероятно прекрасное! Из-за чего возвращение в реальность давалось с огромным трудом. Опять придется мириться с этой серостью вокруг. Как вообще можно жить в мире, который настолько скучен и безрадостен?
Очень скоро они свернули с главной улицы и стали петлять по городу. Малкольм почти не смотрел, куда они идут: все отходил от странного, навеянного диковинным растением состояния. Потихоньку ощущения нереальности отступало, иллюзия идеального мира, которая прочно засела в голове, начала трескаться и рассыпаться. С каждой минутой она все больше воспринималась уже как сюрреалистический сон наяву, как краткий миг, когда что-то волшебное застлало взор, подменив настоящее миражом. Но самое важное — это чувство утраты, оно наконец-то перестало терзать Томаса.