Трехглазый чуть заметно ухмыльнулся, всего на какую-то долю секунды, и уселся на другой конец скамейки. Из двадцати трех гладиаторов — Том не поленился подсчитать — только шестеро не боялись смотреть в их сторону. Кто-то из них гнусаво что-то прокричал и заржал. Остальные откликнулись диким гоготом. Видимо, смельчак опустил про них какую-то шутку, которая вполне могла быть обидной. Это, как ни странно, разрядило атмосферу: снова разгорелись споры и начался галдеж.
Томас никак не ожидал, что все пройдет настолько гладко. На них почти не обращали внимания, изредка искоса поглядывали, но на этом все и заканчивалось. Видя, что трехглазый никак не реагирует на тех, кто смотрел на него, некоторые осмеливались задерживать взгляд чуть дольше обычного. По ним было видно, что они испытывают благоговейный страх перед рогатым.
«Пусть боятся, — удовлетворенно подумал Малкольм. — Это мне только на руку. Не будут лишний раз лезть — ни к ко мне, ни к нему. Не нужны нам проблемы. Не нужны».
А еще ему пришлось изрядно постараться, чтобы отмыться и избавиться от навязчивого запаха пота. От него за милю несло. Зато снова ощутил себя человеком. Обидно, что не вышло полностью расслабиться и получить удовольствие от настоящей римской бани. Томас постоянно опасливо озирался, стараясь ничего не упускать из виду.
И никого.
Из головы не выходили слова Лотиона. Он же точно однажды придет за ним, отомстить за безобидное сравнение с человеком. Нет бы понять и простить. Откуда Малкольм мог знать, что это эльф? На него и так тогда свалилось столько всего. И зеленокожие, и трехглазый, умеющий превращаться в камень. А Лотион был единственным, кто выглядел привычным образом и говорил на родном языке. Вот Томас сдуру и подумал, что перед ним человек, а этот сразу обижаться…
Они просидели в бане около часа или больше. Все это время гладиаторы ни на секунду не замолкали. Под конец Томасу стало казаться, будто он начал понимать отдельные слова. Или это просто были проделки его мозга, который вырывал из непрекращающегося гама что-то знакомое. Потом пришел рыжеволосый дворф, который стал потихоньку выгонять всех. Он ругался на всевозможных языках, подгоняя разомлевших воинов. Одному из них даже досталось от него деревянным ковшом.
— Чужаки, — обратился к Малкольму на ломанном английском дворф. Ему стоило немалых усилий это сказать. — За мной.
Том дотронулся до плеча трехглазого и жестом показал, что пора идти. Тот сладко зевнул, обнажив острые клыки, и неохотно поднялся на ноги. В предбаннике дворф вручил им по аккуратной стопке одежды. В этот раз ему досталась обычная мешковатая рубашка, которая на ощупь оказалась куда мягче той, что носил до этого, точно такие же штаны на подвязках и плетеные сандалии. Ничем не примечательная одежда, которую не жалко ни порвать, ни испачкать. И, вдобавок, нисколько не стесняла. Томас даже решился попробовать сесть на шпагат, сейчас как раз после бани мышцы в разогретом состоянии. Растяжка, на удивление, не подвела, правда, далось это не так легко, как обычно, все-таки сказывалось долгое отсутствие тренировок.
Небольшой трюк Малкольма впечатлил как дворфа, так и трехглазого: лица обоих имели очень красноречивые выражения. Кажется, эта гора мышц впервые не скрывала свои эмоции. Кто бы мог подумать, что такая незатейлая вещь, как шпагат, может настолько удивить. В его мире они бы точно умерли от переизбытка впечатлений, окажись в том же Нью-Йорке. Современная жизнь большого мегаполиса со всеми новшествами двадцать первого века точно сведет их с ума. Для этого будет достаточно машин и огнестрельного оружия. Последнее так точно никого не оставит равнодушным. Это ведь тоже своеобразная магия, воплощенная при помощи технологий. Кто-то из великих говорил нечто похожее.
— Идти, — с диким акцентом выдавил из себя рыжеволосый коротышка.
Они вышли на тренировочное поле. Уже стемнело. Бледно-желтая лениво плыла по бескрайнему небу, закрывая собою ярко мерцающие точки на черном полотне, напоминающих Томасу о доме. Сколько уже он в этом мире? Неделю? Две? Или месяц? Совсем сбился со счета. Но по ощущениям точно долго. Около месяца, как минимум. А он до сих пор гадает, чем же является все происходящее — реальностью или невероятно правдоподобным сном? Это, на самом деле, очень важный вопрос, ведь от ответа на него зависит многое. По крайней мере, пока не стоит лишний раз лезть на рожон. Вот как что-нибудь прояснится, тогда и можно будет думать, стоит ли рисковать своей шкурой или нет, а пока ничего не понятно — осторожность не помешает. Осторожные еще ни разу не погибали первыми.
«Я должен сосредоточиться на выживании! — мысленно поставил себе задачу Малкольм. — Игрища не за горами».
Дворф вел их вдоль кирпичного здания, в котором располагались термы. Они почти дошли до конца, как он остановился возле одной из металлических дверей с небольшим окошечком со стальной решеткой. Из маленькой подсумки, что болталась на поясе, рыжеволосый ловко выловил связку ключей и, звонко брякнув ею, отомкнул дверь.
— Он, — кивнул на трехглазого, — здесь спать. Ты — там.
И с этими словами открыл соседнюю дверь. Малкольм осторожно перешагнул через порог, не забыв посмотреть налево. Неплохо его тогда напугал Лотион, что до сих пор не может отделаться от чувства тревоги. Просто Томас не забыл, как тот умудрился бесследно исчезнуть посреди чистого поля. Ну и удрать от двух десятков зеленокожих не каждому под силу. Тут есть чего опасаться.
После тесной клетки работорговцев новое жилье оказалось невероятным роскошным. Том очутился внутри довольно маленькой, но просторной комнаты, где кроме тряпичной лежанки, набитой соломой, ничего больше не было. Не трехзвездочный номер, но тоже пойдет. Здесь чисто, нигде не видно следов запустения, сразу видно — раз в неделю порядок точно наводили.
Дверь за Малкольмом с глухим стуком закрылась. Звонко лязгнул засов. Тоже самое послышалось через пару секунд немного слева. Значит, на сегодня действительно все. Наконец-то можно спокойно отдохнуть. Никаких больше изнуряющих тренировок под беспощадно палящим летним солнцем. Как-то быстро Томас отвык от жары. Все-таки дождливый Портленд не так часто радовал подобной погодкой, как Калифорния.
Опять лязгнул металл и дверь тихо приоткрылась. Через пару мгновений в комнату вошел рыжеволосый дворф с подносом в руках.
— Еда, — сказал он, поставив поднос на пол. — Напиток. Сон. Помогать. Расслабиться.
— Спасибо, — от души поблагодарил Томас.
Он не подходил к подносу, пока не услышал знакомый лязг. Теперь можно было накинуться на принесенную еду. Малкольм буквально подлетел к подносу и тут же схватил деревянную миску с какой-то непонятной массой, издалека напоминающую кашу. Давно он так жадно не ел. Даже забыл про внушительный кусок темного хлеба, который лежал на подносе. И про деревянную кружку, наполненную до краев сладко-пахнущим напитком.
Вылизав миску дочиста, Томас добрался и до хлеба. Его он умял, запивая терпким на вкус вином. Да, именно им был тот самый напиток из кружки. Надо отдать должное — вино было отменным. Оно ни в какое сравнение не шло с тем, что Малкольму доводилось как-то раз пробовать на дне рожденья. Не так явственно ощущался привкус спирта.
Когда с едой было покончено, а деревянная кружка оказалась пустой, Томас развалился на лежанке. По сравнению с твердыми досками телеги, на которых невозможно было подолгу лежать в одной позе, это просто рай. Солома была мягкой, охотно принимая Малкольма в свои колючие даже сквозь простынь объятья. На уставшем лице впервые за весь день появилась довольная улыбка. Несмотря на все, он был несказанно счастлив. Как-никак, еще один прожитый день в его копилку, и, судя по тому, что ему довелось здесь увидеть — это действительно большое достижение.