— Не отвечает и отказывается встречаться. Приезжал домой, не вышла. — вещает он, устремив пустой взгляд в окно — Вышла ее бабка и вежливо попросила больше не беспокоить Машу. Я не понимаю, что произошло? Какой пиздец ударил ей в голову. Не могу достучаться до нее, ничего не могу. Бля, как все заебало… — тянет он шумно носом — Что у них в голове? На какой хрен так все усложнять?
Выслушав Егора, несу всю успокаивающую херню, которую могу собрать сейчас в голове. Вид у него отчаянный. Он болеет своей Машкой, как и я Ладой. Я понимаю его. Поэтому максимально пытаюсь поддержать.
Филатов искренне не догоняет, что могло произойти. Заметаева в одно мгновение стала от него отдаляться. Просто игнорила и отмазывалась ото всех встреч.
— Короче, думаю бортанула она меня — тяжело бухает Егор — Я уж как только не подъезжал к ней. Но когда меня из дома вежливо попросили убраться, то тогда и понял. Все. Как узнать, есть у нее кто? — сходит с ума Филатов — Разорву тогда.
Он откидывается на спинку дивана и тяжело гоняет воздух. Будто пылает изнутри, этот жар ее жжет и никак не может выйти наружу. И от этого еще хуже. Одна лишь только предполагаемая, и то, весьма условно, мысль о сопернике, приводит его в неистовое бешенство. Все эти чувства копятся в нем, и нет им выхода. Филатов растушевывает лицо руками, будто хочет снять кожу, остервенело трет глаза.
— На хер все!
Тянется к куртке и вытаскивает пачку сигарет.
— Ты ебанулся? — отнимаю сиги — У тебя прослушивание скоро.
— Да все равно. — безразлично говорит Егор.
И тут я впадаю в крайнюю степень охуевания. Для Филатова музыка, как для обычных смертных просто дышать. Он помешан на ней. Живет нотами и аккордами. Сколько его помню, столько Егор с гитарой. И музыкальный Олимп падает к его ногам все ниже и ниже. И тут такое выдать. Хотя, о чем я. Любовь, мать ее..
— У меня есть идея одна. Я попробую узнать, но ничего не обещаю. — готов нагородить ему всякого, только бы вышел из этого состояния.
— Правда? — вскидывает голову Егор — А как? И когда? Подожди. — с удивлением смотрит на меня — И через кого ты собрался узнавать?
— Какая разница? — ухожу от ответа.
— Догадываюсь. — тускло улыбается Филатов.
— Заткнись. — беззлобно отвечаю ему.
— Ну все равно поздравляю.
— Да не с чем пока. Зыбко все. И сука в тайне. — кривлю лицом.
Егор ничего не отвечает, сидит задумавшись над чашкой горячего чая. Смотрит на жидкость, как будто хочет в ней что-то увидеть, одному ему известное.
— Ладно, Спартак, спасибо, что приехал, послушал мое нытье. И, как будет инфа, ты, это. скажи сразу. А то боюсь в дурку попаду. Крыша отъедет на хрен.
Киваю, конечно. Тут вообще без вопросов. Мы прощаемся, стоим еще немного около машин, разговариваем и разъезжаемся.
Вот такие дела. Любовь, она такая! Наверное. А может и хуже. В этом я буду долго убеждаться потом, как покажет время.
33
— Лад!
— Да, дедунь! — откликаюсь я.
— Ты где была? — вопрошает мой прекрасный, прищурив взгляд.
— Я..это… там. — блею я, ну не придумала, что ответить.
— Ого! Это новое место какое-то? — издевается он.
— Пффффф. Короче по делам ездила! — выкручиваюсь, как могу.
— А что глаза блестят так? И довольная, гляньте на нее, прям сияет! — подозрительно смотрит мой Адам.
— Ладааа, — раздается спасительный зов бабушки — иди, детка сюда.
Пробормотав извинения под нос, подрываюсь к ней. Ба говорит, что меня срочно искала Маня. И как-то странно себя вела. Начинаю волноваться и отпрашиваюсь еще на пару часов. Быстро еду к подруге.
Торможу, выпрыгиваю из машины и несусь в дом. Слава небесам, она одна. Родители на работе, так что огромное помещение в нашем распоряжении. Машка встречает меня весьма нейтрально. Рассеянно отвечает на мое приветствие. Немного теряюсь, это совсем не в ее духе. Странно, что же могло такого случиться?
Идем в столовую, где располагаемся на удобных стульях. Я сажусь, и скрестив руки, наблюдаю за подругой. Пока молчу. Маша бледная, как поганка, непривычно молчаливая и растерянная. Под глазами залегли явные тени. Сидит, сжимая в побелевшими пальцами свою любимую кружку с долматинцами. Не знаю, но кажется, что руки и те посинели.
Я пока молчу. Но и Маша не начинает разговор. Замечаю, что в какой-то момент ее тонкие пальчики подрагивают и глаза наливаются слезами. Два тонких прозрачных ручейка звонко падают в кружку с какао. Замерев, смотрю на неровные движения жидкости в ее посудине. Как во сне, восприятие действительности замедляется. И она замирает, уперевшись в поверхность стола. Застывает.