Хз! А чем черт не шутит…
40
На подходе в ее палату меня останавливает Киратов Егор — отец моей Лады. Вывернувшись из-за угла коридора, он несся на меня штормом, распыляя вокруг самые страшные последствия этой стихии.
Коротко стриженный, высоченный мужик, пёр на меня тараном.
— Стоять. — слышу четкий приказ.
Только от того, что он отец, и я понимаю и принимаю его чувства, останавливаюсь.
— Зачем пришел? — металлический звук режет мои уши.
— Егор Адамович, вы же знаете зачем. — максимально спокойно произношу, хотя внутри просто разносит от злости. Понимаю, что не пустит.
— Тебе не надо сюда приходить. Чтобы вас с моей, ты слышишь, с моей, дочерью не объединяло, больше этого не будет. Я позабочусь. А сейчас уходи.
Вот это пиздец, он решил. А ее спросили?
При всем уважении, но я ведь тоже разговаривать умею. Гашу себя самой обильной пеной из брандспойта, надо остыть, не залупаться пока.
— Егор Адамович, давайте поговорим, и я вам все объясню. — и когда я просил, за мной такого не водилось, но надо прогибаться, у меня цель.
— С кем мне говорить? — убивает меня взглядом — С тем, кто с бабами своими бывшими разобраться не может? Или с тем, кто мою дочь чуть не угробил? Да ты понимаешь, как Ладка нам досталась? — дергает свой ворот рубашки — И, ты, щенок, понимаешь, что мы мир, ради нее перевернем и снова на ноги поставим? Уходи, не доводи. Не заставляй меня потом жалеть, что руку поднял. Уходи, слышишь? Она все, что у нас есть, и, поверь, для нее уготована лучшая судьба.
Какая на хуй судьба! Что он несет. Они что, решили, как ей жить?
— Она тоже все, что у меня есть. Это понятно?!
Киратов грустно усмехается и ничего не отвечает. Машет рукой в сторону кушеток, стоящих вдоль стены. Отходим и присаживаемся.
— Сложный перелом ноги со смещением, многочисленные ушибы, гематомы и сотряс-вот цена твоего «все, что есть» — безжалостно припечатывает, но у меня вместе с тем, наступает короткое облегчение от того, что Куликова наврала.
Упираю руки в колени и обхватываю голову руками.
Ей больно.
Если бы я мог взять эту боль себе. И, по-своему, он прав, я виноват. Надо было по-иному поступать. Теперь не вернешь. Смотрю на Киратова, он отвечает мне тяжелым взглядом.
— Она в сознании?
— Да, все сделали, как надо.
— Я хочу ее видеть. — иду сразу на «вы».
— Нет! — прибивает он — Я сказал в начале, если не услышал, ты больше не подойдешь к ней. Разговор окончен.
Блядь, перебор! Вскакиваю с кушетки и меня накрывает.
— А вы ее спросили? Хочет она меня видеть или нет? Почему решения за нее принимаете? М? Или что, думаете я просто так, из любопытства пришел? Вы. да по хер! Я все равно пройду к ней!
Буром пру к палате. По хрену. Никто не остановит. Решатели херовы! Это наша жизнь, и нам определять, что делать дальше. Егор Адамович хватает меня за плечо и тянет назад.
— Ты глухой? Что ты наглый такой? — дергает меня назад — Я увезу ее. Год учебный закончен. Вы больше не увидитесь. Так яснее?
Разворачиваюсь к нему лицом. Передо мной разъяренный буйвол. Но и я сейчас не сахар ни хрена! Потом доходит смысл сказанного. Увезет…
Они ее увезут? Куда? В Лондон?
— Вы не можете ее увести. Я ее люблю. И она. Я уверен, она тоже меня любит. — все, что могу сказать сейчас.
— Давай. Уходи. — подчеркивает он.
Выворачиваюсь из стальных тисков и с силой сбрасываю руки. Ядерный взрыв в моей голове разносит все к чертовой матери. Но на задворках сознания все еще держусь, чтобы не наброситься на Киратова. Буквально тяну себя поводком назад. Да они тут все охренели просто!
— Значит, увезете? — глухо переспрашиваю его.
— Не сомневайся даже. — быстро подтверждает.
Промаргиваю смог, фокусируюсь на глазах ее отца, яростных и бескомпромиссных.
— Ну давайте. Только ненадолго получится.
— Да правда? — язвит Киратов.
— Да правда. — вторю ему в тон. — Она моя. Не ваша. Вы хорошо слышите? — тщательно проговариваю, прямо глядя на него.
Терпение Егора Адамовича лопается, и он хватает меня за шею. Вот, блядь, каска сейчас пригодилась бы.
— Егоррр! — раздается грозный рык деда Адама.
Пришел глава киратовского прайда. Моя смерть откладывается.
— Спартак, выйди, подожди. — холодно кивает он мне.
Разворачиваюсь на пятках и, чеканя шаг, выхожу на улицу. Надо думать, как проникнуть к Ладе в палату. Родичи не уйдут, возможно, ночью, если кто-то из них уснет, то есть маленькая возможность. Нам нужно поговорить. Очень. Гоняю в голове, кому дать денег, чтобы пропустили. Все равно, сколько запросят, тут даже речь о сумме не идет. Я готов отдать все.