Кандидат, избранный им в споре о наследовании в 400 г., был его бывшим возлюбленным, вышеупомянутым хромым Агесилаем, сводным братом Агиса II. Так как не ожидалось, что Агесилай станет царем, его воспитывали более или менее как всех обычных спартанцев: он, например, очень успешно преодолел систему Агогэ. Но ему мог помешать его физический недостаток, а также тот факт, что Агис признал своего сына Леотихида законным наследником и, не в последнюю очередь, предсказание по поводу «хромого царствования». Вмешательство могущественного Лисандра склонило чашу весов в сторону Агесилая. Предсказание задним числом отнесли к метафорическому хромому царствованию, а именно к трону, занятому незаконным наследником, каковым Лисандр объявил Леотихида, так как он был сыном не Агиса, а афинского наемника Алкивиада! Наконец, Лисандр мог указать, что увечье Агесилая никоим образом не помешало его успехам в Агогэ и что во время крупных и дезориентирующих перемен Агесилай будет отстаивать спартанский традиционализм. Эти аргументы убедили спартанский сенат Герусию, и Агесилай был избран царем.
Если в результате Лисандр надеялся править через Агесилая, то он быстро избавился от иллюзий, и его надежды не оправдались. У Агесилая имелась собственная программа, даже если она в большой степени и совпадала с не знающими препятствий амбициями Лисандра, желавшего превратить эгейские владения в материковую греческую империю. Однако, к несчастью для Спарты, Агесилай оказался негибким, излишне спартанским лидером, который был не в состоянии приспособиться к непрерывно меняющемуся миру. Таким образом, он как активно, так и пассивно стоял во главе спартанских побед и эффектного упадка в течение последующих трех или четырех десятилетий.
Вспыхнувшая вскоре Афинская война изменила не только греческий мир, но и саму Спарту. Изречение лорда Эктона «абсолютная власть развращает абсолютно» очень подходит к этому случаю.
Культ скромности и внешней умеренности, который хорошо служил Спарте в прошлом, скрывая подлинные различия в благосостоянии среди мнимых «равных», уступил место более индивидуалистичной и своекорыстной этике, талисманом которой стал Лисандр, однако сам он был действительно аскетичен. Численность спартанских граждан начала круто падать, чему способствовала жадность к накоплению земель и других форм личного благосостояния. Например, к 371 г. по сравнению с 25 000 афинянами оставалось только около 1500 взрослых воинов — спартанских граждан мужского пола. Быстро увеличивающееся несоответствие между гражданами и илотами стало действительно пугающим, а способ освобождения предположительно надежных илотов и их вооружение были обоюдоострым оружием.
Внешняя политика под руководством Агесилая также оказалась непродуктивной. Через десятилетие после окончания Афинской войны Спарта обнаружила, что воюет не только с Персией, но и с коалицией главных материковых государств Греции, включая двух соратников по бывшему Пелопоннесскому союзу — Коринф и федерацию Беотия, которые выступили в альянсе с Аргосом, самым старым пелопоннесским врагом Спарты, а также вместе с ожившими в какой-то мере Афинами. Более того, имперские притязания Спарты были отодвинуты благодаря такому идеологическому манифесту, как содействие Афин освобождению от Персии и местное демократическое самоуправление. Спарта могла предложить только грубую силу в поддержку меньшинства обеспеченных граждан в зависимых государствах против всех простых людей. Плутарх очень удачно говорит об этом, когда сравнивает подлинные условия Спартанской империи, несмотря на ее цели по освобождению зависимых государств от Афин, с добавлением уксуса в сладкое вино.
В конечном итоге сами спартанцы поспособствовали моделированию своей судьбы посредством федерального государства Беотия во главе с Фивами под вдохновляющим руководством Эпаминонда (философа, а также блестящего полководца) и Пелопида. Уже через несколько лет Спарта испытала свое первое, самое серьезное поражении в решающем сражении гоплитов при Левктрах в 371 г. и первое сухопутное вторжение вражеского войска на свою территорию зимой 370/69 г. Приблизительно через три столетия после порабощения илоты Мессении благодаря Эпаминонду были наконец освобождены и вновь обрели свой собственный полис, т. е. город Мессену, мощные укрепления которого до сих пор поражают воображение.