Вот притча. Однажды — не уточняется, когда именно — Великий царь Дарий, отец Ксеркса, вызвал к себе в Сузы, одну из многочисленных главных столиц своей империи, представителей двух неперсидских этнических групп — всего двух из многочисленных, которые, как мы знаем, были наняты в составе многонациональной армии этого величайшего из строителей Персии. Первыми он вызвал греков, а затем индийцев, которых называли каллатами. Первым он адресовал такой вопрос: за какую плату они согласились бы отказаться от своего погребального обычая и съесть своих покойных родичей, вместо того чтобы кремировать их? Греки ответили, что никогда и ни за какие деньги не пойдут на это. Тогда Дарий спросил индийцев, за какую плату они согласились бы отказаться от своего погребального обычая и кремировать своих покойных родичей, вместо того чтобы есть их. Они были якобы еще больше возмущены этим предложением, чем греки, и просили Дария не произносить этого вслух даже шепотом. Геродот завершает рассказ комментарием, что он согласен с Пиндаром, что «обычай — [nomos] царь [basileus] всего».
Геродот пересказал эту историю именно для того, чтобы проиллюстрировать и донести до своей аудитории общее правило всех человеческих социальных групп, что каждый народ считает свои обычаи абсолютно лучшими, лучшими вне всякого сравнения. Это сама по себе весьма отрезвляющая идея: вы можете любовно считать свои обычаи безусловно лучшими, но позвольте мне сказать, что это только ваше мнение, другие народы поступают весьма отличным от вашего образом и думают точно то же самое о своем поведении, что и вы о своем… Так говорит Геродот-релятивист. Но то же говорит и Геродот-плюралист, поскольку в отличие от истинного этического релятивиста он не считает обычаи всех народов равными. В частности, каннибализм, то есть поедание людей, специально убитых для этой цели, что обычно практикуется антропофагами (людоедами) скифами (в регионах к северу и востоку от Черного моря), для Геродота — абсолютное зло. Таким образом, весьма примечательно, что, рассказывая и комментируя эту историю, он не выносит негативного суждения о людоедской похоронной практике индийцев. Это, безусловно, демонстрирует предельную терпимость, а также указывает путь к подлинному уважению к искренним верованиям и обычаям Других, независимо от того, насколько «другими» представляются (Нам) эти верования и обычаи.
Я завершаю еще одним пользующимся заслуженной известностью отрывком из нашего автора (1.207). Подобно паре уже цитированных примеров, он помещен в персидский контекст — на этот раз не в Сузах, а далеко на северо-западе, на территории варваров-массагетов в Средней Азии, к востоку от того, что сегодня осталось от Аральского моря. В 529 году Великий царь Кир II осуществляет очередную карательную завоевательную экспедицию против народа, которым правила свирепая царица. Он созывает конклав (если мне позволительно позаимствовать этот термин у Римско-католической церкви) своих особых ведущих советников-персов и неперсов, включая некоего Креза. Это некогда сказочно богатый бывший царь Лидии Крез, которого Кир якобы пощадил вопреки классическому случаю дерзкого нарушения установленных границ (hubris) за фатальную ошибку в толковании двусмысленного дельфийского пророчества в 545 году. Воодушевленный пророчеством о том, что если он перейдет реку Галис, то разрушит великую империю, он перешел реку, твердо ожидая, что уничтожит империю Кира, что закончилось уничтожением его собственной.
Геродот также был рад оставить Креза в живых, но по иной причине — с тем, чтобы он мог служить мудрым советчиком и предупредить Великого царя Персии, своего завоевателя, великодушно его пощадившего, что он и делает в сцене из Книги I, которой я сейчас особенно интересуюсь. Он начинает свое смиренное славословие Киру, заявив, что его и его жизнь предал в руки Кира Зевс. (Разумеется, другое дело, как в противоположность Геродоту и его аудитории воспримет это заявление Кир.) Затем Крез говорит о собственных горьких страданиях — не для того, чтобы просто оплакать их, а чтобы привлечь к ним внимание. Он утверждает, что лично он выучил горький урок, но тот же урок может усвоить также и Кир, если только не совершит ошибку, приравняв себя к бессмертным богам. То есть Кир должен помнить, что он смертный, как в следующем поколении был вынужден напомнить регенту Спарты Павсанию Симонид. Усвоенный Крезом урок таков: человеческие дела напоминают вращение колеса (откуда наше слово «цикл»). Крез имеет в виду, что одним и тем же людям не всегда позволяется сохранять удачу.