– Я не предатель. Когда я узнал, кто я на самом деле, я пошел служить городу, несмотря на то что законы Спарты приговорили меня к смерти в диком лесу, когда я был еще младенцем. И хотя мне было суждено либо умереть, либо жить в рабстве, я сражался на передовой при Платеях, четыре года командовал отрядом равных, а теперь уже три года сдерживаю твою армию. В итоге я решил вернуться к людям, которые спасли мне жизнь и вырастили меня. Я решился на это, когда узнал, что правители Спарты намеренно пытались уничтожить мою семью, что эфоры отправили моих отца и брата на верную смерть, что Спарта предала последнюю волю великого царя, доблестного и мудрого человека… твоего отца. И наконец, когда узнал, что спартанцы убили людей, нашедших убежище в священном храме…
– Я не желаю слушать! – прервал его Плейстарх.
– Можешь уйти, если хочешь, – ответил Клейдемос, – но истина будет преследовать тебя. Забудь мои слова, если сможешь, и отдай приказ атаковать Ифому. Но если однажды ты захочешь понять всю тщетность этого кровопролития, прочти слова, вырезанные на могиле моей матери Исмены, которая умерла от разрыва сердца у меня на руках; покопайся среди развалин дома Клеоменидов, и в атриуме, в железной шкатулке рядом с алтарем, ты найдешь слова царя, своего отца!
Плейстарх замер в изумлении, будто пораженный молнией. Затем он надел шлем и неторопливо пошел к коню, а Клейдемос вернулся в город; на стенах толпились воины, женщины и старики. С томительной тревогой они смотрели, как их предводитель устало поднимался в гору, ссутулившись так, словно сверкающая бронза его доспехов обратилась в свинец.
В ту ночь Плейстарх спал тревожным сном. Просыпаясь, он не мог не думать о словах Клейдемоса. В Спарте многие истолковали землетрясение как знак божественного гнева за святотатство на Тенароне. По ночам ужасная история Клеоменидов и жестокая смерть Павсания, за которую дельфийский оракул потребовал возмездия, лишали покоя старейшин города. А сейчас непобедимая Спарта была не в силах усмирить бунт восставших рабов: может быть, это тоже знак богов? А послание отца? Неужели два доблестных воина могли привезти пустое послание из Фермопил? Что, если настоящее послание действительно прячется под развалинами дома Клеоменидов? У жителей Ифомы скоро иссякнут запасы пищи, но они продолжат борьбу.
Царь и представить не мог, что в эту минуту два жреца Медного дома возвращались из Дельф, где по приказу совета старейшин они расспрашивали богов о войне с Ифомой. Этого не мог представить и Клейдемос. Он собрал вождей и задумал отчаянный подвиг, который был единственным способом избавить город от медленной и мучительной голодной смерти. Если боги будут благосклонны, этот план может принести илотам решающую победу: ночное нападение на спартанский лагерь.
Жрецы тем временем вернулись в Спарту и передали старейшинам и эфорам вердикт Дельфийского оракула:
Освободите просителей Зевса Ифомского.
Сомнений в толковании пророчества быть не могло, и старейшины склонили головы. Афиняне уже намекали на то, что готовы предоставить пристанище илотам из Ифомы. Эфоры отправили в Аттику гонца, чтобы начать переговоры. Ответ пришел через день; гонец отправился в путь с первыми лучами, когда над Тайгетом еще бледнел полумесяц – последняя четверть лунного диска перед новолунием. Той ночью Клейдемос решил, что с помощью богов и под покровом тьмы поведет своих голодных людей на вражеский лагерь.
Он собрал всех в центре города и разделил на две колонны. Одной из них, которую возглавил он сам, предстояло сеять хаос в лагере. Второй, более многочисленной и сильной, командовал Карас. Задача этой группы заключалась в том, чтобы сомкнутыми рядами пробиться к валу и обеспечить прикрытие для людей, покидающих город. Если нападение пройдет успешно, оба отряда по очереди будут отстаивать тыл колонны беженцев и охранять их, пока те не дойдут до Аркадии. Сокровища, похищенные у персов при Платеях пятнадцать лет тому назад, позволят купить продовольствие по дороге.
– Если нам удастся добраться до моря, – сказал в заключение своей речи Клейдемос, – то, возможно, мы отправимся на поиски новой родины за морем, где нас никто не обратит в рабство. Карас говорил, что на Сицилии есть великий город, основанный беглыми мессенцами много лет тому назад. Возможно, они примут нас, когда узнают, что мы их братья и нас постигла та же участь.
Свет факелов освещал лица людей, и Клейдемос видел, что это были усталые лица, осунувшиеся от переутомления и голода. Смогут ли они одолеть самую могучую армию Греции? Их дух был готов к этому, но выдержат ли тела последнее тяжкое испытание?