– Вроде лучше. Спит спокойно, и жар, кажется, спал. Но взгляни на его опухоли!
Пелиас приоткрыл створку окна и впустил через щель немного закатного света. Его лицо дрогнуло, когда он увидел распухшее лицо Талоса, покрытую синяками грудь, ободранные и окровавленные руки. Он сжал кулаки.
– Мерзавцы, – пробормотал он сквозь зубы, – мерзавцы. Это отпрыски самых знатных семей города! Бритос – сын Аристархоса, Агиас – сын Антимакоса, Филархос – сын Левкиппоса.
– Откуда ты знаешь их имена? – удивленно спросила Антинея.
– От наших друзей, которые служат в их семьях. Некоторые из этих мерзавцев вернулись домой изрядно поколоченными. Об истинной причине известно, хотя они и распустили слухи, что это был несчастный случай во время боевой тренировки. Мальчик был один, но он сильно их побил. Странно, я не ожидал от него такого. Он, конечно, силен, но как он мог уложить трех молодых воинов, которые целыми днями только и делают, что учатся бороться и фехтовать?
– Не знаю, отец, меня это тоже поразило. Ты бы видел, как он владеет своим посохом, – сказала девушка, указывая на кизиловую палку, прислоненную в углу. – Он вращал им с невероятной скоростью и огромной силой. Они смогли одолеть его только потому, что набросились все разом.
Пелиас задумался. Он посмотрел на блестящий кизиловый посох и схватил его обеими руками, словно проверяя что-то.
– Старик Критолаос… – пробормотал он. – Только он мог…
– Что ты сказал? – спросила девушка.
– Ничего, ничего, дитя мое, я говорил сам с собой. – Он поставил посох на место и сел рядом с кроватью, на которой спал Талос. – Однако теперь мальчик в опасности. Они могут убить его в любую минуту.
– Нет! – сказала девушка и содрогнулась.
– Ты понимаешь, что он сделал? Он не просто посмел взбунтоваться, но напал на спартанцев. Илотов убивают за гораздо меньшие проступки. К счастью, его еще не узнали. Но совсем скоро они поймут, о ком идет речь. Они заметили, что он хромает.
Антинея сжала руки и с ужасом посмотрела на Талоса.
– Мы должны немедленно помочь ему скрыться, спрячем его где-нибудь.
– Но где мы его спрячем, дочь моя? Беглый илот не сможет уйти далеко, да и кто возьмется ему помогать? Спартанцы уничтожат семью, которая его приютит, как только это станет известно.
– Значит, надежды нет?
– Успокойся, дочка, мы найдем выход. Сейчас он в безопасности, никто не видел, как вы пришли сюда. По крайней мере, я на это надеюсь. И еще кое-что обнадеживает меня…
– Что? – с тревогой спросила девушка.
– Ты говорила, что они прижали Талоса к земле и один из юношей поднял копье, чтобы пронзить его. Не так ли?
– Да, все так.
– Но он этого не сделал.
– Верно, но я бросилась на Талоса и прикрыла его своим телом. Спартанцы не убивают женщин…
– Сдается мне, что дело не в этом. Вероятно, рука юноши остановилась по какой-то другой причине… По причине, которая нам неизвестна, но тем не менее она была достаточно веской. Он мог попросить своих приятелей оттащить тебя и потом спокойно убить Талоса. Значит, на то была его воля. Если он не убил его тогда, когда кипел от ярости, то вряд ли он сделает это хладнокровно.
– А остальные?
– Судя твоему описанию, речь идет о Бритосе, сыне благородного Аристархоса, последнем отпрыске рода Клеоменидов. Против его воли остальные не пойдут. У нас есть время. Город готовится к церемонии посвящения новых воинов, которая состоится послезавтра в храме Артемиды Эфесской. – Пелиас подошел к Талосу, внимательно посмотрел на его лицо и провел рукой по его волосам. – Бедный мальчик, – пробормотал он, – храбрый как лев. Он не заслуживает смерти: ему еще нет двадцати! – Он обернулся к Антинее. – Ступай приготовь еду, чтобы он мог поесть, когда проснется.
Антинея встала, вспомнила, что ничего не ела весь день, и пошла готовить ужин мужчинам и себе. Она позвала отца, и тот нехотя сел за стол. Они быстро поели и рано легли спать, невероятно устав за этот страшный день.
Талос по-прежнему спал тревожным сном. Он видел во сне стремительное чередование кошмарных образов: пылающее от ярости лицо Бритоса, зловещий блеск металлического наконечника, нависшего над головой, как смертный приговор, лица остальных спартанцев, которые вихрем кружились над ним. Их глумливый смех раздавался все громче: «Это слишком просто, Агиас, он хромой! Он хромой! Он хромой!» – повторял пронзительный голос десять, сто раз, все громче и громче, громче и громче…
Талос проснулся среди ночи, крича от страха. На лбу у него выступил пот, сердце бешено колотилось.
Над ним, едва освещенная лунным лучом, склонилась хрупкая фигурка Антинеи. Серебристые волосы, словно облачко, обрамляли милый овал ее лица; короткий девичий хитон не доходил ей до колен. Она поставила лампу на табурет и присела на край кровати. Талос еще не мог до конца прийти в себя и находился где-то между сном и бодрствованием. Антинея молча протянула руку к его лбу и стала медленно вытирать капли пота краем одеяла.