Спартанец
На Пролетарке, в доме, где раньше был «Виват», а теперь пылится табличка «Аренда», много лет назад делали памятники. Их делали в подвале с дальнего торца от дороги. Как войдешь — слева парикмахерская. Дальше лестница — раз пролет, два пролет. Справа ремонт обуви. Влево тянется коридор. Три двери: маникюр, швейка и автошкола. За четвертой дверью, в которую упирается коридор, был цех по производству памятников из мраморной крошки. Подвал, влажность, теплынь. Цех выглядел так: сразу за порогом большая комната, где Алик стелы шлифует. Слева другая комната — заливочная, где опалубки цементным раствором с мраморной крошкой наполняют. Если шлифовочную насквозь пройти, попадешь в третью комнату — склад готовой продукции. Там памятники складывают штабелями: стелы к стелам, поребрики к поребрикам, тумбы к тумбам, а цветники к цветникам. А еще там выкладывают буквы — фамилию, имя, отчество, дату рождения и дату смерти усопшего. Буквы нужно выкладывать внутри опалубки для стелы, справа налево, в зеркальном отражении, чтобы, когда раствор их обнимет и затвердеет, стела вытряхнулась наружу с правильным правописанием. К примеру, хороним мы Макарова Ивана Харитоновича, а в опалубке выкладываем так: воракаМ чивонотираХ навИ. Только хвостики буковок нужно развернуть. С помощью клавиатуры этого не показать, но буква «к», например, в другую сторону будет повернута.
В цехе, кроме Алика, который был шлифовщиком, работали ещё двое — хозяин производства Игорь Алексеевич и Саня. Саня месил раствор, заливал опалубки, резал арматуру. Он был таким тридцатилетним шабашником, помыкавшимся там-сям и, наконец, приткнувшимся. Игорь Алексеевич выкладывал буковки. Он был бывшим военным, человеком строгим и вспыльчивым. Строгость вылилась в порядок. В цеху царила армейская дисциплина. Благодаря ей Саня пересмотрел свои привычки и решил пить исключительно по пятницам, минуя субботу, чтобы, упаси бог, в понедельник не явиться с перегаром. Алик, таджик по национальности, привычек особо не пересматривал, но нацваем закидывался тайком, потому что Игорь Алексеевич не одобрял «азиатских штучек». Не любил он и буковок, которые ему приходилось приклеивать к опалубкам. Тут, главным образом, виновата вспыльчивость. Ладно, если какой-нибудь Котов Артем Петрович умер, еще можно набраться терпения, какой хвостик куда повернуть. А если умер Яблукайтис Станислав Георгиевич? Или Заславская Изабелла Пантелеймоновна? Конечно, кто-то скажет, что такие экзотические люди встречаются редко, но всё-таки они встречаются изрядно, если вы работаете на мраморной крошке.
Производство Игорь Алексеевич открыл осенью и до лета промучился с буковками. Часто хвостики оказывались повернутыми не туда, и Алику с Саней приходилось замазывать раствором ненужные впадинки, а нужные выдалбливать зубилом. Все это влияло на товарный вид стелы. По поводу каждой своей неудачи Игорь Алексеевич страшно расстраивался и крыл всех подряд отборным матом. При чем, крыл он не за свою ошибку, а придирался по мелочам, а потом расходился. Всё вокруг переставало его устраивать. «Алик, ты как шлифуешь? Круги же! Портишь ведь, чурка ты с глазами! Ебанный в рот!» «Саня, и чё ты льешь? Арматура где? Это так у нас опалубки от раствора чистят, обезьяна ты, блядь, криворукая!» Несмотря на такое поведение, Игорь Алексеевич не был насквозь плохим человеком, потому что платил честно и исправно, а от вспышек своих быстро остывал. То есть, когда он кипел, Алик и Саня думали уволиться, а когда остывал — передумывали обратно. Промучившись с буковками осень, зиму и весну, летом Игорь Алексеевич приспособил к ним сына.
Сына звали Антоном, он закончил девятый класс и был довольно сообразительным четырнадцатилетним подростком, но затюканным. Как вы понимаете, затюкал его Игорь Алексеевич и затюкал с детства. Когда маленький Антон ел без хлеба, Игорь Алексеевич обязательно орал: «С хлебом ешь! Чё как баба!» Или вот ходили они в гости к дяде Коле на Железку. В гостях у дяди Коли папа выпивал и на обратном пути тренировал сына в духе спартанской школы — стегал Антона вичкой, чтобы он до дома бежал, а не шел, как барыня. Вообще, Игорь Алексеевич не чаял в сыне души и хотел вырастить из него настоящего мужчину. Он отдал его в секцию каратэ и посещал все тренировки, чтобы потом, убрав из гостиной стулья, в дружеском спарринге указать сыну на его ошибки. Отсюда же, то есть из желания вырастить настоящего мужчину, взялось обучение автомобильному делу. Игорь Алексеевич постоянно таскал Антона в гараж, чтобы он помогал чинить «Волгу» и вникал в подкапотную премудрость. Надо сказать, и бег, и каратэ, и ремонт автомобиля давались Антону плохо. Внутри себя он хотел ходить в театральный кружок и на шахматы, но даже заикнуться об этом боялся. То есть, не боялся, как боятся обычные люди, ясно говоря себя — вот я боюсь, а боялся как бы хтонически, в боязни этой пребывая с младых ногтей. Страх был нормой жизни Антона, а чтобы победить страх, нужно сначала сделать его ненормальным. Антон не мог сделать его ненормальным, потому что с чего бы крепостному крестьянину рассуждать, как Вольтер?