Но, совершенно неожиданно, блеснули два желтых глаза, и огромный волк ринулся вперед, — самец с серебристой шкурой.
Клейдемос хотел положить руку на копье, но ничего не сделал, когда заглянул в глубину этих сверкающих глаз. Зверь подошел ближе, останавливаясь буквально в нескольких шагах от него. Он поднял морду, словно обнюхивая человека, и опустил хвост, который доходил почти до земли, затем развернулся и исчез в вихре белых хлопьев падающего снега.
Но ни собака не залаяла, ни одно животное в загоне не проявило никаких признаков испуга…
Клейдемос закрыл за собой дверь. Он лег рядом с очагом, наблюдая, как пламя мерцает голубыми огоньками среди догоравших красных угольков, слегка покрытых золой. Он подкинул еще дров, вытянулся, накрываясь плащом. Тепло стало согревать его усталое тело, и он закрыл глаза.
Перед тем, как он почти уснул, он услышал протяжный вой и затем еще один, еще более протяжный и более далекий. Но собака так и спала на улице, свернувшись клубком под навесом крыши, спали и ягнята, уткнувшись в шерсть матери, и огромный баран с загнутыми рогами… тоже спал.
В середине ночи его разбудил холод: огонь погас, ветер свистел через бесчисленные трещины и щели в стенах.
Клейдемос подул на оставшиеся тлеющие красные угольки и подкинул дров; пламя разгорелось вновь.
Он уже почти снова уснул, когда услышал, как скрипнула дверь загона и собака тихо и дружелюбно заскулила, словно встречая знакомого человека.
Клейдемос мгновенно открыл дверь и увидел, как два человека в темных плащах вошли в загон. Крадучись, почти бесшумно он вышел из хижины и подошел к стене, обращенной к дому. Через щели между деревянными досками он увидел внутреннюю часть загона, слабо освещенную дымящим факелом.
Заговорил один из двух прибывших людей:
— Басиас, мы принесли тебе дурные вести: вожди нашего народа, собравшиеся на старой мельнице на мысе Тенар, прошлой ночью были окружены солдатами криптии и жестоко убиты. Они искали убежища во внутреннем помещении храма Посейдона, но спартанцы, судя по тому, что нам рассказали, не проявили никакого уважения к этому священному месту и убили старейшин прямо на самом алтаре, где они собрались все вместе. Теперь восстание стало невозможно; мы решили, что нам надо обязательно предупредить тебя, с тем, чтобы ты передал эту весть остальным. Мы больше не можем рисковать; мы должны ждать наступления такого времени, когда все изменится, и ситуация станет более благоприятной.
Басиас опустил голову, словно получил тяжелый удар.
— Никому не удалось спастись? — спросил он после продолжительного молчания.
— Никому, — ответил другой. — Наши люди получили разрешение похоронить тела.
— Даже… Хранителю?
— Нет, его тела не нашли среди всех остальных. Возможно, ему удалось спастись, или, возможно, он прибыл к тому времени, когда все остальные уже были мертвы.
— Может быть, спартанцы спрятали его тело? Кто-нибудь видел его после этого?
— Нет, насколько нам известно. Но зачем они могли забрать его труп? У них не было никаких причин. Нет, он должен быть жив. Прячется где-нибудь… Кто-то предал нас, и, вероятно, он больше никому не доверяет. Но можешь быть уверен, он вернется и, наконец, расскажет нам, когда наступит день нашего отмщения… день нашей свободы.
Все трое замолчали, а Клейдемос, ошеломленный тем, что он услышал, содрогаясь от злости и ненависти, даже не чувствовал холода.
Теперь не было ни облачка, на ясном ночном небосводе мерцали звезды.
— У тебя в доме кто-то есть, — вдруг сказал один из прибывших. — Мы видели дым из трубы и очаг, в котором горели дрова.
— Я знаю, — ответил Басиас. — Это путник, попросивший ночлега. Он сказал, что он купец из Мегары, когда-то был наемником в Азии, но на меня он произвел странное впечатление; он кажется скорее лаконианином, чем мегарцем.
— Будь осторожен, шпионы криптии повсюду. Спартанцы стали очень подозрительны. Они решили освободиться от тех из нас, у кого, по их мнению, на уме восстание.
— Во имя богов! — воскликнул Басиас. — Если это так, то я задушу его своими собственными руками! Конечно, меня не остановит закон гостеприимства, точно так же, как спартанцев не остановила святость храма Посейдона.
— Нет, Басиас, кем бы ни был этот человек, ты не должен поднимать на него руку. Пусть спартанцы запятнают себя святотатством, и вызовут гнев богов. Если он шпион криптии, то убить его будет не так-то легко. Но если ты все же сделаешь это, месть Спарты только посеет еще больше горя на нашей земле. Прощай, Басиас, и да защитят тебя боги.
Человек встал и надел плащ. Клейдемос поспешил обратно в дом, заметая следы концом своей хламиды и как раз во время закрывая за собой дверь.
Два человека молча прошли по снегу двора и повернули к дороге, идущей на восток. Свет погас в загоне, Клейдемос лег, совершенно опустошенный, и долго не мог уснуть. Он все еще слышал слова, произнесенные этими людьми; в его воображение возникли кровавая бойня, вопли, окровавленный алтарь.
И другая мысль не давала ему покоя: кто был тот, кого Басиас назвал «Хранитель»? Даже Критолаос никогда не произносил это слово, не говорил он также никогда о таком человеке.
Но Клейдемос понимал, что это может быть ключом к разгадке тайны.
Он ворочался на соломе с боку на бок, не находя покоя, пока его не захватила мысль об Антинее, и перед его глазами совершенно явственно появилось ее лицо.
Наконец, сон одолел его, растворяя боль в сердце и снимая усталость с тела.
Ветер унес прочь все облака. Над холмами Мессении сверкали семь звезд Большой Медведицы.
Клейдемосу совсем легко оказалось не сбиться с пути, потому что, хотя тропа и была покрыта снегом, она проходила по центру долины, и заблудиться можно было только в том случае, если подниматься вверх по склонам скалистых холмов.
Он провел время значительно лучше, чем ожидал. В каком-то месте долина сворачивала в сторону моря, а там, на тропе было значительно меньше снега, чем раньше. Итак, в ту местность, где надеялся найти Пелиаса, он прибыл сразу после заката солнца, проголодавшийся и усталый.
Клейдемос съехал с тропы и направил лошадь вверх на гребень холма и ехал до тех пор, пока не смог посмотреть вниз и увидеть маленькую хижину, окруженную загонами для животных.