Спартанский лев
БСЭ.М., т. 14,1973
Леонид (508/507, Спарта, — 480 до н.э., Фермопилы), — спартанский царь в 488-480 гг. до н. э. (Древняя Греция). В период греко-персидских войн возглавил объединённое войско греческих полисов против персидского царя Ксеркса в 480 г., когда персы вторглись в Грецию. Погиб в сражении у Фермопил, прикрывая с небольшим отрядом отступление основной части греческого войска. В античной традиции имя Леонид — символ патриотизма и воинской доблести.
БСЭ.М., т. 27,1977
Фермопилы — горный проход в Греции, на границе Фессалии и Средней Греции, южнее г. Ламия. Место боя в 480 г. до н.э. во время греко-персидских войн. Греческое союзное войско (около 5 тысяч человек) во главе со спартанским царём Леонидом преградило у Фермопил путь многотысячной армии персидского царя Ксеркса. С помощью перебежчика персам удалось выйти в тыл грекам. Тогда Леонид отправил войско на защиту Афин, а сам с 300 воинами-спартанцами продолжал упорную оборону, пока весь отряд не погиб в бою. Впоследствии спартанцы поставили на могиле героев памятник.
Часть первая
ЛЕАРХ, СЫН НИКАНДРА
Этой процедуре подвергались все овдовевшие спартанки не старше сорока пяти лет. Так повелось издавна с той поры, как граждане Лакедемона стали жить по законам Ликурга[1].
Из года в год ранней осенью в определённый день все вдовы Спарты, те, что были в состоянии рожать детей, были обязаны предстать перед особым государственным чиновником гармосином[2]. Гармосинов было пятеро, по числу территориальных округов, на которые был разделён город Спарта.
В обязанности гармосинов, которых ежегодно переизбирали, входило наблюдение за поведением и нравственностью свободнорождённых женщин всех возрастов и сословий. И ещё гармосины были обязаны следить за здоровьем и внешним видом вдовствующих спартанок и способствовать тому, чтобы те поскорее опять вышли замуж. Потому-то при ежегодных осмотрах неизменно присутствовали врачи, а женщин заставляли раздеваться донага, дабы можно было узреть малейшие признаки какого-то зарождающегося недуга.
Пройдя осмотр у врачей, женщины по-прежнему в обнажённом виде поочерёдно представали перед гармосином, который не только заводил с каждой речь о новом замужестве, но в первую очередь проявлял внимание к внешности женщины. Гармосин имел право высказать порицание и даже назначить наказание какой-то из вдов, если видел, что та плохо ухаживает за волосами или ногтями либо излишняя полнота портит её фигуру.
Законодатель Ликург освободил спартанок от всех трудов по домашнему хозяйству, обязав их только следить за собой, чтобы рождались крепкие дети. Спартанки с юных лет были обязаны заниматься гимнастикой, борьбой, плаванием. Опытные педагоги обучали девушек ездить верхом, стрелять из лука, кидать дротик в цель. Девушки также обучались музыке, пению и танцам, без этого в Спарте не обходилось ни одно торжество.
В этом году состоялись очередные Олимпийские игры[3], на которых спартанский юноша Леарх одержал победу в пентатле[4].
Вот почему при нынешнем осмотре вдов в Лимнах[5] гармосин Тимон особое внимание уделил спартанке Астидамии, матери Леарха. Астидамия овдовела семь лет тому назад, но вторично выходить замуж явно не спешила, целиком посвящая себя сыну. Кроме Леарха у Астидамии была ещё дочь по имени Дафна, которая вот уже второй год пребывала в замужестве.
Для своих тридцати девяти лет Астидамия выглядела прекрасно. Это была довольно высокая белокожая женщина с широкими бёдрами и гибкой талией. У неё были маленькие груди, красивые плечи, тонкие руки с изящными пальцами.
Тимон не мог отказать себе в удовольствии полюбоваться совершенными на его взгляд по красоте ягодицами Астидамии, поэтому он попросил её повернуться к нему спиной.
Астидамия, полагая, что Тимон желает получше рассмотреть её волосы, собранные сзади пышным пучком, уже подняла к голове руки, чтобы вынуть из причёски заколки и снять ленту, но Тимон остановил её.
— Садись, Астидамия, — сказал гармосин. — Ты, как всегда, обворожительна!
— Я знаю, — спокойно ответила Астидамия, усевшись на стул и положив ногу на ногу.
Она нисколько не стыдилась того, что находится обнажённой перед одетым мужчиной, который восседает напротив в кресле с подлокотниками и не спускает с неё глаз.
Вся жизнь спартанок с юных лет и до зрелости проходила под пристальным наблюдением гармосинов и их помощников, от которых невозможно было скрыть ни изъяны фигуры, ни порочность поведения. Неусыпное око гармосина было для спартанок как солнце на небосводе. К совершеннолетию любая спартанка привыкала обнажаться перед гармосинами, от которых во многом зависело их женское счастье. Ведь девушке, которая имела недостаточно красивое телосложение, гармосины не позволяли выходить замуж, пока она не сгонит лишний жир или не исправит сутулую осанку.
У Астидамии никогда не было затруднений с гармосинами. Она вышла замуж в семнадцать лет за человека, которого полюбила. Супруг Астидамии умер от ран, он был самым прославленным воином в Спарте. Любовь к мужу была так сильна, что Астидамия и мёртвого продолжала любить как живого, храня в памяти его образ. На все уговоры родственников о новом замужестве она отвечала решительным отказом. Гармосинам, требовавшим от Астидамии того же, непреклонная спартанка отвечала, что станет женой лишь тому спартанцу, который сможет сравниться силой и воинской смелостью с её первым супругом. Если храбрецов в Лакедемоне хватало, то силачей, подобных отцу Леарха, здесь ещё не видали.
Тимон давно знал Астидамию. Он питал к ней чувство более глубокое, чем обычная симпатия, поэтому в его речи не было упрёков в излишнем честолюбии, не было намёков на гнев богини Геры[6], покровительницы замужних женщин, или наставлений и сетований, к каким обычно прибегают другие гармосины, желая обвинить некоторых упрямых вдов, будто те, прикрываясь любовью к безвременно умершим мужьям, наносят вред государству своим нежеланием рожать новых детей.
— Подумай, Астидамия, не пора ли тебе прервать своё затянувшееся вдовство, — проговорил Тимон, глядя женщине в глаза, глубокая синева которых всегда его завораживала. — Ты родила Спарте олимпионика[7]. Уже за одно это ты достойна счастливого супружества. Если ты переборешь своё упрямство, то, быть может, родишь ещё одного не менее славного в будущем сына, а то и Двух.
Астидамия ничего не ответила, хотя Тимон намеренно сделал долгую паузу.
— Вот тут список мужчин, достойных граждан, которые не прочь соединиться с тобой узами законного брака. — С этими словами Тимон придвинул к себе узкий ящик, стоявший на полу, и достал из него две навощённые дощечки, соединённые красным шнуром. — Если хочешь, я зачитаю тебе этот список. Тут не меньше двадцати имён — очень широкий выбор.
Астидамия чуть заметно улыбнулась:
— В прошлом году список желающих взять меня в жёны был втрое короче.
— Ничего удивительного — ведь твой сын стал ныне олимпиоником. А каков сын, такова и мать.
— Вот как? — Астидамия опять улыбнулась. — А я полагала, что качества, дурные или хорошие, дети наследуют от родителей, а не наоборот.
— Я читаю список... — Тимон раскрыл восковую табличку. — Первым идёт...
— Не утруждай себя, — прервала Астидамия. — Я уверена, в этом списке нет никого, кто мог бы сравниться с моим Никандром.
— Если хочешь, можно устроить состязание женихов, — предложил Тимон. — Пусть твоим мужем станет сильнейший.
— Сильнейшего выявить нетрудно, — вздохнула Астидамия. — Главная трудность в том, смогу ли я полюбить этого человека. Согласись, Тимон, притворство в таком деле недопустимо. А скрытая неприязнь и вовсе оскорбительна.
1
3
4
6